Дмитрий Барабаш

Лефортово и другие


Скачать книгу

прижмите рукой,

      облокотитесь, как бы в пытливой задумчивости,

      на папку с моим личным делом.

      Весьма ненадёжная субстанция, надо заметить.

      Вспорхнёт – и лови её всюду, разом по всем

      закоулкам хохочущей памяти,

      склонной к тому же кривляться

      на волнах неприличных созвучий

      и прятаться там, где ни в коем нельзя, даже вам.

      Пока не поймают за крылышки в сахарной пудре

      и не приторочат булавкой к фанерной основе

      хранители вектора времени в трёх перспективах.

      IX. Казанский причал

      Одиночество – счастье или наказание?

      Перебирая жизнь по ниткам и узелкам,

      ни с того ни с сего очутился в Казани я,

      бредущим по гранитному скату на речной вокзал.

      Держу равновесие, помахивая руками.

      Чёрная речка плещется в белой пене —

      окурки, стаканчики из-под мороженного,

      рыбьи потроха,

      нога скользит по камню, и я,

      как лыжник с трамплина,

      съезжаю в пучину, цепляясь глазами за облака,

      за блестящие радостью бортики теплохода,

      за моряка в снежном кителе

      с пуговицами из латунных солнц…

      Плюх, и мокрая темнота, гнилью пахнущая свобода,

      Волга-матушка в радужных катушках

      и разводах мазутных кольц

      надо мною смыкает время, играя лучистой гладью,

      ни желаний, ни страха, смиренно иду ко дну.

      Но хватают за волосы, тянут наружу, гады,

      неужели не видят, как здорово я тону.

      X. Лениниана моего детства

      В детской книжке про Ленина

      помню картинку: одиночная камера,

      похожая на каюту космического корабля,

      из серого пластика, эргономичная,

      без острых углов. Там он лепил из хлеба

      чернильницу, наливал в неё молока,

      макал в него обгрызенную спичку

      и убористо писал ею на полях,

      втискивал беглые мысли

      между каменных строчек разрешённой

      к прочтению Библии

      и, ехидно похихикивая,

      сочинял грозные революционные

      воззвания к массам рабочих, крестьян

      и особенно к тем из них,

      кто сумел чему-нибудь поучиться

      в церковно-приходских школах,

      либеральных гимназиях

      и запальчивых университетах,

      но если, на цыпочках, охранник

      подкрадывался к двери космолёта

      и клацал оцинкованным глазком,

      Ленин быстро засовывал чернильницу в рот

      и, блаженно жуя, бормотал «Отче наш»,

      упираясь лукаво глазами в священную книгу.

      Молоко высыхало, скрывая курчавые страсти

      молодого вождя между ветхозаветных развалин.

      А когда он потом возвращал эту Библию Крупской,

      навещавшей его в казематах по праву супруги,

      и, согласно режиму, охранники мяли страницы,

      корешок отрывали, форзац подрезали ножами,

      проверяя на случай,

      запрятанной