игнорировать возможности, которые посылает жизнь.
– Так что у тебя случилось, Гриша? – спросила мама, разливая по бокалам какое-то вино; в свете заката оно было ярко-рубиновым, и красиво стекало по стенкам бокала, – когда ты пришёл, у тебя был такой вид, как будто мы не виделись сто лет.
Я подумал пару секунд, глядя в маме глаза. А ведь врать или увиливать теперь нет никакой потребности. Я волне могу рассказать родителям о том, что на самом деле со мной происходило. Более того – нет ни одной причины, почему бы мне не сделать этого прямо сейчас.
Я улыбнулся маме. Потом сказал:
– Только не думайте будто я сошёл с ума, хорошо? У меня с собой доказательство, что все мои слова – правда. И я вам его обязательно покажу.
Папа с мамой немного растерянно переглянулись. Потом мама кивнула. И я начал рассказ.
Поужинав, мы спустились вниз, к бассейну. Папа заметно нервничал, у него тряслись руки. Мама тихо плакала. Как я и думал, родители мне поверили сразу. Я, конечно, всё равно продемонстрировал им, как работает тюрвинг. Возможно, даже чересчур наглядно: я показал папе, как выглядит Сочи с высоты птичьего полёта в свободном падении. Конечно же, я знал, что у него совершенно здоровое сердце, иначе не решился был.
– Ну же, ребят, чего вы молчите, а? – беспокоился я.
Мама всхлипнула.
– Садись, сын, – отец указал на один из шезлонгов, – дай нам прийти в себя.
Мало-помалу слёзы прекратились. Мама вытерла откуда-то взявшимся в её руках платком. Вздохнула. Потом сказала:
– Ты мог хотя бы предупредить…
– Не мог, мам, – ответил я, – объяснял уже, как виделась мне ситуация в тот момент.
– Мне неприятно думать, что между нами появились тайны, сын, – вздохнул отец, но потом добавил: – однако считаю, что в той ситуации ты поступил правильно. Должно быть понятие тайны. И нечего лишний раз мать волновать.
– Пашка! – возмутилась мама.
– Что – Пашка? Скоро шестьдесят лет, как Пашка. Прав сын. Не было у него выбора.
– Я чуяла, да, – мама покачала головой, – мне сны разные снились…
– Мама, – я подошёл к ней, взял в руки прохладные ладони, – я здесь. Я живой. Это всё уже позади.
– Да не совсем позади, судя по тому, что ты рассказал, – заметил отец.
– Ты же откажешься от предложения, да? – спросила мама, имея в виду наш разговор с Катей насчёт сигнала и Тау Кита.
Я промолчал.
– Но это же полное безумие… – прошептала она тихо и снова заплакала.
Я вздохнул. Поднялся. И уже направился было в дом – смотреть на слёзы матери было выше моих сил. Но отец окликнул меня:
– Григорий! – он называл меня полным именем, если хотел сказать что-то важное.
– Да, пап? – обернулся я.
– Посиди с нами. Мы разучились ценить время, которое проводим вместе.
Через пару часов мама успокоилась. Мы говорили о разных вещах; вспоминали моё детство. А потом, немного поколебавшись, мама всё-таки решилась задать вопрос, который, видимо, беспокоил её всё это время:
– Гриша, а можешь