усилиям. Одна Спартанская Республика, этот клочок земли, приводила в изумление весь ад. Наконец мы вооружили персов: сотни тысяч робких, изнеженных воинов наводнили Грецию, готовые поглотить землю героев. Но они, напротив, побежденные, со стыдом бежали в своё отечество. Но победа греков, Фермопильская битва, послужила только к пагубе непобедимых: персы после себя оставили семя разврата, – оставили золото: этот пагубный металл поколебал греков. И спартанцы, эти мужественные герои, обнажившие мечи для защиты общего блага, стали наёмниками. Афиняне и прочие греки превратились в барышников и разврат, корысть и прочие пороки истребили племя героев и оставили только одно воспоминание и неуместную гордость возноситься достоинствами предков.
Не имея более дела у греков, мы обратились к вновь возникшему Риму, и труды наши увеличились: мы нашли непоколебимую добродетель. Римляне, воодушевленные одним чувством любви к республике, часто доказывали делом, что истинная любовь к отечеству, твердость нравов, мудрость, не зараженная ложными понятиями, превозмогает все препоны; и Рим, часто стоя на краю пропасти, лишенный всех пособий, возрастал сам собою; добродетель и мужество его граждан составляли непроницаемый заслон бедствиям войны, голода, заразы и нашим ухищрениям. И тут мы снова употребили золото. Скоро этот пагубный металл развратил крупнейшую державу известного тогда мира. С ним возникли: алчность, обман, честолюбие, и всех родов преступления – не стало Камиллов, Катонов и Фабиев, – не стало диктаторов и консулов, которым не жизнь, а отечество были драгоценны – исчезли горделивые республиканцы, которые жили для славы, а не для жизни. Места этих людей заступили Тиверии, Калигулы, Нероны и подобные им. На место честности явилось предательство, и народ, бывший предметом уважения, постепенно приходя в упадок, потерял величие свое.
– Так пролетая вселенную, мы размножали зло, и быстрые успехи превзошли се наши надежды; всё, к чему ни прикасалось оно, стало заражено пороком и означало наше торжество. Протекали века древности, настали новейшие; зло, пороки, страсти еще более умножились, а повелитель тартара, опасаясь, чтоб мы не стали подражать людям, велел нам возвратиться в постоянное свое жилище.
– Теперь ты видишь, любезный Розальм, что я долго оставался в бездействии, сожалел о потерянной свободе обращаться с людьми. Наконец повелитель тьмы позволил нам снова выходить на свет, но только по одному, и не иначе как с приглашения человека, который имеет в нас нужду. Он хотел узнать, нет ли новых изобретений, не известных еще в аду. Мы бросили жребий, очередь пала на меня. И так, вызванный тобою, я считаю своим долгом служить моему избавителю.
Здесь МаФус окончил повесть, дружески пожал Розальма руку. Тот был восхищался внезапным появлением такого помощника и его рассказами.
– Скажи, почтенный дух, – произнес он. – Тебе известно обо всех происшествиях с начала мира! Конечно, знаешь ты и о моем несчастье. Ах! облегчи участь