всегда и собственную выгоду. Так как ни один из сыновей Петра и Екатерины не остался в живых, то Меншиков задумал возвести Екатерину по смерти Петра на престол ее супруга. Он сообщил эту идею Петру, который одобрил ее. Таким образом, она была объявлена наследницей престола и коронована в 1724 году. Легко было предвидеть, что князь Меншиков, бывший двигателем всего этого дела, станет кормчим в государстве, если по смерти Петра Екатерина взойдет на трон.
У такого могучего любимца, каким был Меншиков, сумевший сделаться равно необходимым как императору, так и императрице, не могло быть недостатка в знаках отличия со стороны иностранных дворов, которые все добивались его дружбы. Венский двор давно уже возвел его в имперские графы и вскоре затем в имперские князья; копенгагенский, дрезденский и берлинский дворы слали ему свои ордена. Сам Петр I, желая дать своему любимцу публичное доказательство своего благоволения, удостоил его титула герцога Ингерманландского; в то время он был уже первым статс-министром и первым генерал-фельдмаршалом армии.
Но все эти высокие знаки милости монарха не могли удержать князя на пути справедливости. Его корыстолюбие и вероломство подвергли его вновь немилости своего государя за несколько месяцев до смерти императора. Но так как именно в это время Екатерина, благодаря своим критическим обстоятельствам, более чем когда-либо нуждалась в советнике, то граф Ягужинский должен был постараться отвлечь мысли Петра к другим предметам. Это удалось ему; князь был так счастлив, что вновь получил милость своего государя, и на этот раз без всякого с его стороны пожертвования.
Екатерина и Меншиков считали теперь необходимым решиться на все ради самосохранения и, вероятно, с самого начала согласились принести для достижения цели самые дорогие жертвы. Петр I был страшно недоволен обоими и грозил им жестокими наказаниями, если бы только поднялся со своего болезненного ложа. Уже давно поведение Екатерины и Меншикова было прямо противоположно повелениям императора, и он часто предостерегал обоих. Кары, которыми угрожал им император, были бы, следовательно, весьма чувствительны и, вероятно, низвели бы обоих к той же ничтожности, из которой они были вознесены милостью монарха. Было, следовательно, сообразно с мудростью Екатерины и князя и в их личных интересах вовсе не допустить выздоровления императора. Таким образом, весьма вероятно, что они предупредили природу, и болезнь величайшего из императоров, царивших тогда в Европе, привела искусственными мерами к печальной развязке скорее, чем следовало по крепкой его натуре (1725). Петр умер, и все его планы относительно Екатерины и Меншикова, которые, конечно, были велики и спасительны, рухнули.
Меншиков, Ягужинский и священник Феофан помогали теперь Екатерине в ее новом положении – на русском престоле. Ни для кого это событие не было столь выгодно, как для князя Меншикова. Первый год царствования Екатерины был, собственно, царствованием Меншикова. Продолжение не отвечало, однако, началу.