окончательное решение относительно своего возвращения в замок, граф хотел по возможности выяснить, удастся ли его другу достигнуть главной и конечной цели опытов в лаборатории. Ни одним словом не выдав своей затаенной мысли, он однажды заговорил с Ковиндасами о Моргофе.
– Я понимаю, о ком ты говоришь, – последовал ответ факира. – Друг твой тоже умер и горячо любит тебя теперь, как при жизни. Я чувствую, что он близок к тебе.
– Ты ошибаешься, Ковиндасами, – спокойно возразил Альфред. – Мой друг жив.
– Факир может ошибаться, – перебил Ковиндасами, – потому что сам по себе он полнейшее ничтожество. Но боги никогда не ошибаются.
При этих словах Альфреда охватил невольный ужас; стараясь преодолеть свое волнение, он вынул из кармана полученное им недавно письмо Генриха и, показав его Ковиндасами, поспешил опровергнуть невероятную весть.
– Вот эти строки писаны рукой моего друга, и получил я их недавно. Стало быть, он жив. А ты мне вот что скажи: могу ли я видеть руку живого человека, подобно тому, как я уже неоднократно видел руку близкой мне отошедшей девушки? – обратился молодой граф к Ковиндасами.
– Нет! – последовал ответ факира.
– Так что, стало быть, если бы теперь показалась, напр., рука моего друга, и я признал бы ее за таковую, хотя бы по кольцу, которое он постоянно носит, то это значило бы, что он умер? – взволнованно спросил молодой граф.
– Да, – уверенно ответил Ковиндасами.
– Ну, а если бы рука не показалась? – поспешил оговориться Альфред.
– Это значило бы, что друг твой жив, – последовал ответ Ковиндасами.
– Так начинай же опыт, – тревожно произнес граф.
Факир, по обыкновению, сел на пол, и опять образовалось облако в пространстве. Из него тотчас выступила рука. Затем она скрывалась несколько раз и наконец, после неуверенных движений, заметно уплотнилась и приняла отчетливую форму. По мере того, как она приближалась к Альфреду, спокойно и плавно подвигаясь в воздухе. Он все более и более убеждался, что это была мощная рука его друга, а когда она опустилась над бумагой, лежавшей на столе, граф заметил на одном из пальцев хорошо знакомое ему кольцо с камнем, на котором вырезано было изображение египетского скарабея. Рука уверенно взяла карандаш, и наискось написала поперек листа следующие слова: «Жизнь – это болезнь, от которой нас излечивает смерть».
Затем карандаш упал, а рука скрылась в облаке. Альфред вскочил со своего места и отчаянно вскрикнул. Нравственно вконец уничтоженный, он укоризненно взглянул на факира с предвзятой мыслью уличить его в обмане. Но Ковиндасами спокойно сидел на своем месте, неподвижный, как статуя. Перед ним все еще колебалась в воздухе светящееся облако.
– Если это рука Генриха, – крикнул Альфред, глядя по направлению к облаку, – то извести меня о Мойделе. Я хоть поэтому узнаю действительно ли и ты там же, куда отошла она.
Наступила минута ужасная, нескончаемая для Альфреда. Наконец, из