сего безумия. То и дело, переходя од одной группы гостей к другой, я краем уха улавливала обрывки разговоров. Всех до ужаса волновала история нашего с Артемом знакомства…
Нашего? Я тут же одернула себя и поспешила прогнать непрошеные мысли, спрятать их за фасадом невозмутимого спокойствия. Нет никаких нас. Нет и быть не может. Никогда! Есть он – Артем Игнатьевич Королев, жених моей сестры. И есть я – Марина. Просто Марина… Фальшивка и обманщица, временная исполнительница главной роли в спектакле, поставленном моими собственными родителями.
Сколько ни старалась, так и не смогла избавиться от гнетущего чувства вины. Она распускалась во мне ядовитым цветком, травила своим ароматом и убивала изнутри. Медленно. Жестоко и изощренно… Чем больше погружалась в болото лжи, тем хуже мне становилось. А когда смотрела Артему в глаза, когда видела его искреннее участие, чувствовала его взгляды украдкой, когда он думал, что я этого не вижу… Боже, мне хотелось провалиться сквозь землю; раствориться. Только бы не участвовать в этом фарсе, не врать и не притворяться.
Отойдя подальше от шумной толпы, прислонилась спиной к стволу старинного векового дуба. Закрыла глаза и попыталась выровнять сбившееся дыхание. Мысленно, уже в тысячный раз за ночь, велела себе успокоиться и не паниковать. Если не справлюсь с эмоции, выдам себя с головой. И что тогда? Как я объясню все это Артему? Что скажу родителям?
– Мариш? – Тихий до болезненного родной голос совсем близко заставил меня распахнуть глаза и встретиться с бледно-голубыми глазами напротив.
Бабушка стояла рядом, скрестив на груди руки, и осматривала меня, словно видела впервые. От ее ласкового «зайчонок» на глаза навернулись слезы, сердце сжалось, задрожало.
Как же хорошо было в детстве! Легко и беззаботно… правильно что ли. И мы тогда все были настоящими. Собой были. Открытыми и честными. А теперь…
– От кого прячешься, зайчонок?
– Что… нет, – пролепетала я, смахивая невидимые пылинки с шелкового подола платья. – Я не прячусь, просто устала немного…
– Врешь, – бабушка нахмурилась и посмотрела на меня строго, совсем как в далекие детские годы. – Причем, врешь ты не мне, Марина, а себе… Себе врешь! Да так неумело, так глупо… Зачем? Какой в этом смысл, девочка? Ради чего?
Ее слова ранили, проходились по телу острыми шипами. Вот только боль от них отрезаляла, пробуждала усыпленную смелость и будто второе дыхание открывала. Меня словно ударили куда-то в солнечное сплетение и после катастрофической нехватки воздуха вдруг резко захотелось дышать. Глубоко. Полной грудью. И я увидела себя со стороны. Окинула взглядом свою жалкую, разбитую в прах, фигурку, скривилась.
«Неужели, это я? – спросила себя удивленно. – Когда это я успела стать такой?»
– Это бессмысленно, родная. Нет ничего ужаснее, чем врать самой себе. Он ведь тебе нравится. Так? Мне-то ты можешь сказать правду.
– Бабушка… – сипло выдавила я, чувствуя что вот-вот расплачусь.
– В этом мире есть только две вещи, ради которых