Под него разговоры становились теплее, люди – добрее, казенные жилища – уютнее, а жизнь – чуточку лучше. Если бы Коля умел сочинять стихи, он написал бы оду чаю, этому ежедневному спутнику вечеров. Теперь любой продукт в дефиците, обыкновенную траву или желуди для кофе достают с трудом. Где, интересно, отоваривается Фокс? У него желудевого кофе всегда навалом. А время такое: не успел отоварить или купить у спекулянтов – считай, остался с носом. Коля приуныл, вообразив себе вечер с пустым кипятком. Но идти на рынок было поздно, а взаймы вряд ли кто выручит.
Открыв дверь комнаты, он увидел картину, достойную буржуазных художников: Миша, прихлебывая с блюдца чай и причмокивая, с блаженной улыбкой расположился на полу, скрестив ноги по-турецки. Перед ним на самодельном табурете манила душистым ягодным ароматом банка малинового варенья, а из нее торчала погнутая столовая ложка, уже почерпнувшая сладости. Эту ложку – рассказывал Миша – он привез из дома и повсюду носил с собой. Она приглашала к столу, напоминала об утерянном уюте. У Коли таких вещей оставалось меньше с каждым днем. Их приходилось время от времени выменивать на еду.
– А, привет, сосед! – радостно воскликнул Миша при появлении Коли, как будто только его и ждал. – Я тут чаевничаю. От сестры посылка пришла. Да ты садись рядом. Чего стесняться? Сегодня жируем! Попей со мной чайку. Замерз? Мерррзкая погодка!
Коля, застав Мишу в столь оживленном настроении, а не как обычно – спящим, почувствовал себя паршиво. Признаться по совести, Миша не всегда был противным соседом, у него случались приступы благодушия, да и посмеяться он любил, вот только голод переносил тяжко, с куда большим страданием, чем остальные. Частенько приходилось ему для собак отдавать последнее, и питался он с ними одной едой – кашами, сваренными на костях. Утром и вечером, прихватив затертую кастрюльку, дрессировщик навещал своих пуделей при цирке, где и содержал мохнатых питомцев под надзором дежурных служащих. Посылки от сестры ему приходили редко, и он ждал их, как праздника. Коля сейчас подумал, что, может быть, не такой уж Миша плохой человек. Просто измученный нуждой, одинокий, в чужом месте вдали от дома. В чем-то они с Колей похожи.
И чаю хотелось до дрожи в поджилках. А Миша и не спрашивал больше. Взяв с тумбочки чашку, он с отеческой щедростью налил Коле крепкого, дымящегося чая из алюминиевого чайника и положил добрую ложку варенья на блюдце. У Коли заныло внутри от раздражения на самого себя. Как после такого радушия сообщить Мише, что съезжает? Хотя сосед, может, и обрадуется, ведь жить одному гораздо просторнее. Надо только завернуть вопрос хитро, невзначай, чтобы не поссориться. Миша жуть какой подозрительный.
– Ну, как твоя гульба? Видал чего интересного? – уселся Миша на прежнее место, скрестив ноги.
– Хотел сходить на Каму, но там лесопилка, кажется. Проверю в другой раз, можно ли добраться до воды, – сказал Коля, усевшись рядом с соседом.
– Как твои? Пишут? – осторожно спросил сосед.
– Да…–