Эмиль – тощий, лохматый и угловатый, сидел, скруглив спину, наклонив подбородок к груди. Зоя – гладкая, округлая, как кошечка, и, несмотря на то, что сидела прямо, едва доставала ему до плеча. Оба одеты в черное, со смоляными волосами – причем это не был их естественный цвет. Неужели ходили в салон вместе? Оттенок идентичный. Или красили друг друга? Прямо у себя в квартире, где-нибудь на мансардном этаже…
Вера вспомнила «Мечтателей» Бертолуччи, захламленную, типично парижскую квартиру, похожую на лавку на блошином рынке, в кухне которой сто лет не мыли посуду, с окнами на крыши города, такую же, как Зоя, темноволосую Еву Грин. Эх, поколение Нетфликс! Мы мыслим кинематографическими клише, образами персонажей, режиссерскими идеями… Постмодернизм не закончился, он пронизывает нас острой стрелой, убегающей куда-то в будущее.
Наконец Зоя отодвинулась от экрана, сняла наушники, медленно и протяжно вздохнув, будто пробуждающаяся от вечного сна ацтекская статуя, и откинулась на спинку дивана. Руки ее легли на колени, она пальцами провела по кожаным складкам юбки и капрону колготок.
Эмиль повернул к ней голову и выпрямился. Вере, сидящей между ними, пришлось откинуться назад, чтобы не мешать беседе.
– Мальчик не чист, – после долгой паузы проговорила Зоя с неохотой. – Но боится.
– Я того же мнения, – жарко начал Эмиль, тотчас раскрыв свою истинную сущность классического холерика: огонь в глазах, вспыхнувший лихорадочный румянец, пальцы впились в мышку. Он принялся отматывать видео назад. – Классический утаиватель – истинным чувствам проявляться не позволяет.
– Мать – актриса, – согласилась Зоя. – Могла привить такой паттерн.
– И все же истинные чувства раз вылезли! Вот… Вера проронила, что не любит, когда погибают дети. А он, смотри! – Эмиль проиграл кусочек видео в замедленном режиме. – Брови сведены и приподняты, в глазах – напряжение. И это длится всего секунду. Рот сначала в напряжении открыт, а потом он быстро поджимает губы.
Зоя изучающе глядела на экран, но ничего не говорила.
– А вот насчет книги по алхимии, купленной у какого-то лавочника, и того, что ему интересен Живодер, – врет и не краснеет. Он сам не верит ни грамма в эту легенду! – продолжил Эмиль.
– В одном из кадров четко видно, что на экране его смартфона Геншин Импакт[7], – Зоя свела брови. – Он любит аниме, хотя в школе это скрывает.
– Значит, ему до лампочки Средневековье.
– Думаю, да. Но не кладбища. Приглядись, какой персонаж у него светится на экране.
– Ху Тао – гробовщица. С какой же целью он потащил пацанов на кладбище? Решил поиграться? Или двое принесли в жертву Стефана? А потом этот решил избавиться и от Адриена?
Вера ощутила, как при этих словах похолодела кровь.
– Он заинтересован, но не в легенде, – ответила Зоя. – Не в этой конкретно.
– Принесение в жертву отпадает? – напирал Эмиль.
– А может, я ошибаюсь. Он напуган, но прикрывает страх какой-то…