бы сыном, так не бросал на чужих людей, – расщедрился на речи Хмур.
Коля Дозмор насилу отлепил от себя мальчишку, прошептал ему что-то на ухо и бережно подвел к Аксинье. Хмур с презрением поглядел ему вслед.
– Он не родной отец мальчишки. Ты, Хмур, не осуждай… Если бы не Коля Дозмор, Неждана бы и на свете не было.
– Ежели мужик бросает тех, за кого отвечать должен, – грош ему цена. – Хмур небрежно закинул котомку Аксиньи в сани, поднял парнишку, укутал в толстую овчину. Аксинье помощь никто не предложил, она забралась в возок сама, путаясь в длинных юбках.
– Мамушка, про меня не забудь! – Розовощекая запыхавшаяся Нютка бежала по улице, следом мчались Гошка Зайчонок, Илюха и Ванька Петухи.
Аксиньина дочь всегда находила общий язык с мальчишками. Она с охотой играла в опасные игры, смелая, упрямая, не походила на осторожную мать. Илюха Петух, видно, чуял в ней эту силу, бесстрашие и относился к ней по-особому.
– А я уж думала, здесь ты, дочка, останешься.
– Тетка Аксинья, здравствуй! – крикнул Илюха громче, чем следовало.
Нютка забралась в сани, продолжала весело галдеть, рассказывая друзьям о своем житье. Мальчишки обступили добрых холеных меринов, гладили их богатые гривы, заглядывали в добрые глаза, легонько щипали бока.
– Отошли. П-у-ць-ць-ць! – выдохнул Хмур, и сани споро покатились по дороге.
Деревенские мальчишки бежали за санями, как молодые ретивые псы. Но быстро отстали, запыхались, сели прямо на заснеженную обочину. А настоящий пес, черный, словно уголь в печи, с громким лаем мчался за санями. Он всем видом своим показывал: умру, да только бежать и дальше буду!
– Хмур, останови!
Мужик выразительно хмыкнул, но выдохнул: «Тпру-у-у», мерины послушно остановились. Пес запрыгнул в сани со всего маха, щедро засыпав седоков снегом и шерстью. Он скулил, крутился от Аксиньи к Нютке, успевал, казалось, ластиться сразу к обеим хозяйкам, лез шершавым языком прямо в лицо, смахнул с лавки узел с вещами, топтал длинные юбки. Пес был счастлив.
Сани тронулись, вкусно поскрипывая полозьями.
– Черныш! Чернышенька! – Нюта заливалась радостным смехом, прижимала к себе зверюгу, чесала его грязный, усеянный соломой затылок.
Аксинья улыбалась, глядя на дочку, ворошила лохматый бок и молчала. Она даже не вспомнила о псе, оставленном Зайцевым-Федотовым, не спросила Тошку о судьбе лохматого беса. Но Черныш, бескорыстный и любящий, не укорял ее, не ворчал.
– Чеш, – лепетал Неждан, осторожно касаясь черного хвоста.
Щедрый пес и его осенил любовью. Провел розовым языком по чумазой мордахе, словно говоря: «Теперь ты наш».
4. Законная добыча
После поездки в Еловую Аксинья выслеживала Строганова, как охотник сторожкого соболя. Еще до зари Степан уходил по делам – их за последнее время прибавилось. Ночью приходил поздно, после того, когда дом уже засыпал. Казалось, что Хозяин находился в каком-то ином месте: так редко видели его обитатели хором.
Дождавшись, пока Нюта уснет, Аксинья взяла свечу, накинув на ночную рубаху