Элизе. Между прочим, она не могла не отметить, что со стороны барона фон Хоэнхорна это довольно-таки благородно – заботиться о ее добром имени.
– Хотите, я велю принести нам по бокалу вина? – предложила она и рассмеялась при виде обескураженного лица своего собеседника.
Он, возмущенный, вскочил.
– Как можете вы шутить такими немыслимыми вещами? Мы здесь одни, и о нас, чего доброго, подумают…
– Успокойтесь, барон. Я вас не скомпрометирую. Сядьте, пожалуйста, опять. Я хочу вам кое-что объяснить.
Элиза подождала, расправила юбки и, спокойно поглядев на Филиппа, сказала:
– Все это неправда.
Барон фон Хоэнхорн нахмурил брови.
– То есть как?
– Все неправда. Того, о чем вы подумали, прочтя это письмо, на самом деле не было.
– Но оно же написано вами?
– Верно. Однако это не настоящее письмо, а страница романа, который я недавно начала сочинять. На бале я показала первую главу своей подруге Анне фон Креберн. Очевидно, тогда-то листок и затерялся. Благодарю вас за то, что вы сохранили его и возвратили мне. Но уверяю вас: нет никакой нужды предостерегать меня от тайных связей. Я дорожу своим добрым именем и могу сама о себе позаботиться.
Элиза улыбнулась, довольная этим маленьким монологом.
– И я могу вам поверить? – произнес Филипп скорее с облегчением, нежели с недоверием.
– Ну конечно же. Видите ли, читая это письмо, вы не учли одного обстоятельства: послание хоть и написано моею рукой, однако адресовано женщине. Обрати вы внимание на это противоречие, вам все стало бы ясно, и недоразумения бы не вышло.
– Так это, по вашему замыслу, письмо мужчины?
– Разумеется.
Филипп фон Хоэнхорн покачал головой.
– Мне так не показалось.
– Нет? – переспросила Элиза, перестав самоуверенно улыбаться.
Выходит, она не сумела достоверно передать чувства мужчины?
– Видите ли, – сказал Филипп фон Хоэнхорн, подавшись вперед, – слова, которые вы выбираете, очень… э… сентиментальны. И еще этот пассаж про платье. Я в точности не запомнил, но там описываются детали дамского туалета.
Элиза кивнула. Филипп продолжал:
– Мужчина не обратил бы внимания на такие подробности. Он заметил бы, пожалуй, только цвет платья да форму декольте, да еще, может быть, то, как ткань обхватывает стан женщины. – Барон кашлянул. – Но не какие-нибудь кружева или оборки. Их бы мужчина описывать не стал.
Ах, как обидно! Неужели весь труд Элизы оказался напрасен?
– Тогда о чем же он упомянул бы? О прическе?
Филипп слегка улыбнулся – впервые с тех пор, как вошел в музыкальный салон.
– Нет, графиня. Думаю, он скорее отметил бы нежную кожу шеи, а в сцене с платьем, зацепившимся за ветку, обратил бы внимание на лодыжку, показавшуюся из-под юбок.
Элиза украдкой посмотрела на свои ноги: к счастью, они были благопристойно скрыты подолом.
– Так вот, стало быть, как смотрят на нас мужчины? – вырвалось у нее.
– Боюсь, что да.
– Откуда