парохода Хендерсон увидел Рени.
Она выросла, его дочь, которую достали из утробы матери бездыханной, которая никогда не возьмет отца за руку. За три года, проведенные в стране мертвого детства, Рени превратилась в девочку с длинными темно-зелеными волосами и большими глазами, похожими на глаза рыбы. Но капитан все равно узнал дочь. На Рени было небесно-голубое платье, которое купила Бланш. Купила еще до того, как живот округлился, а глаза Оскара наполнились слезами счастья. «Дети выглядят особенно мило в розовом и небесно-голубом», – говорила Бланш. Платье было на завязках, никаких булавок, даже безопасных, вошедших в моду совсем недавно. Голову Рени покрывал голубой чепчик.
Они так долго ждали ребенка, первенца…
Рени ползла по колонне вверх, словно огромный паук, ее руки и ноги были неестественно вывернуты, а белое лицо обращено к Хендерсону… девочка… существо, похожее на девочку, добралось до фок-рея…
…а потом был удар.
Пояс тумана разорвало на части. Облако брызг достало до корзины впередсмотрящего. Рулевой и третий штурман не удержались на ногах, но Стюарт, не обращая внимания на разбитые о компас губы, тут же вскочил и ринулся к каютам.
Капитан врезался грудью в штурвальное колесо и на секунду задохнулся, ослеп. Он слышал, как свистят лопнувшие стальные штаги, трещит, ломаясь, рангоутное дерево, звенит и осыпается стекло.
Бом-утлегарь парусника, косо выдающийся перед его носом, пятидесятифутовым копьем проткнул стоявшую на кильблоках шлюпку, разворотил ходовой мостик и, прежде чем обломиться, разрушил часть средней надстройки. Осиротевший утлегарь превратил в щепы две шлюпки и рухнул в океан вместе с рваниной стакселей и кливеров. Там, где не выдержал деревянный брус, справился бушприт барка – наклонная мачта вскрыла борт парохода ужасной раной. Работа закованного в металл мясницкого ножа. Форштевень парусника, точно острие топора, на пятнадцать футов врубился в борт незнакомца.
Хендерсон попытался откашлять боль. С низкого неба, которое коптил черным дым пароходных труб, сыпались обломки мачт, клочки парусов и куски канатов. «Кромантишир» попал под дождь кораблекрушения.
Капитан вскинул голову.
Рени (не Рени, а огромный паук с ее лицом, демон!) исчезла, ее не было ни на фок-мачте, ни на фор-стеньге, ни на фор-брам-стеньге. Ее и не могло там быть – стеньги обрушились на палубу парусника, порвав такелаж и сломав два рея. Капитан испытал облегчение, но тут же захлебнулся волной нового страха: что, если столкновение сбросило «паука» с мачты и он упал на палубу «Кромантишира»? Что, если демоническое создание где-то поблизости?
Он стряхнул опасные для рассудка мысли.
Хвала небесам, удар получился скользящим. Барк шел шестиузловым ходом, а пароход, как предполагал капитан, в два, а то и три раза быстрее: суда столкнулись под острым углом и заскользили вдоль бортов друг друга. Это спасло «Кромантишир»… но не лайнер.
Пароход погубил якорь парусника.
Висящий над клюзом четырехтонный крючок впился в обшивку лайнера у ватерлинии и, волочимый якорной цепью, принялся срывать клепаные стальные