смыкаются над моллюском. Не получилось сделать «лягушку». Никогда не получается.
– Ань, – задумчиво говорю. – У тебя как с актёрским мастерством?..
Ладони сжимают шершавую кору ветки. Дубовые листья, холодные, влажные, касаются щеки. Здесь на высоте, ветер довольно крепкий, за час, проведённый без движения, становится зябко.
Впереди, шагах в двадцати, на уютной полянке сидит, прислонившись обнажённой спиной к старому дубу, девушка. Вся перемазанная в грязи, прикрывается жалкими остатками одежды. Рядом с ней, в траве, лежит распотрошённый рюкзак.
Наивная сцена под названием «красотка в беде». В роли красотки – загримированная Аня. Рюкзаком и нехитрым скарбом поделился Хомяк. Я пожертвовал на реквизит сменную рубашку. «Жертва» вот уже час осипшим голосом зовёт на помощь.
Господи, даже у распоследнего дурака хватит мозгов на то, чтобы разоблачить дешёвый фарс. Ну какой иллюзорник в здравом уме будет привязывать к дереву ограбленного? И жертва сама сто раз уже смогла бы выйти из Канвы, позвать кликнуть кого-нибудь из друзей. Только бы не торчать полуголой на холоде.
Но импы – это импы. Когда дело касается добычи, логика у них отключается напрочь. Проверено.
Данилу с Хомяком выпала роль «насильников». Они, старательно изображая злодеев, обмотали Аню верёвкой (разумно – фрики, при случае, могут, и скорее всего, уволокут девушку), разрезали мешок. А затем, глумливо хохоча, потопали к башне Кыша. Для задуманной каверзы хватит и меня с Анной.
Пусть лучше отдыхают возле костра. Меньше подозрений.
– Кто-нибу-у-у-удь, – надрывается девушка. – Помоги-и-ите!..
Сидеть в одних лохмотьях, на холодной земле – удовольствие не из приятных. Но жалеть Аню не стоит. Пряха на то и пряха, что всегда, в любой ситуации найдёт способ выкрутиться. Вот и теперь она, оборвав крик, ласкает на ладонях какой-то предмет.
Грелка. Или что-то в этом роде.
Я забрался на дерево за час до начала спектакля. Прятался старательно, может, и не заметят следов. Сразу.
Вообще можно было и посидеть рядом с «жертвой». Но на двух иллюзорщиков, один из которых мужчина, импы могут вылезти всей гурьбой. Тогда нам придётся несладко.
Жутко хочется курить. Над ухом звенит разбуженный робкими лучами утреннего солнца комар. Пытаюсь отогнать кровососа – бесполезно.
Так, увлечённый борьбой с жаждущим человеческого тепла насекомым, не замечаю, как на сцене появляются новые действующие лица.
Всего трое. Низкие, ростом едва доходят мне до пояса. Нижняя половина тела смахивает на козлиную, только милый пушистый заячий хвостик выбивается из общей картины. Тела жилистые, под смуглой кожей, поросшей редкой шерстью, жгуты мускулов. Лица фриков почти что звериные, от человеческого остались лишь едва узнаваемые черты.
Нос расплющен, считай что нет его. Из-под тонких губ виднеются желтоватые резцы. Кончики острых ушей пробиваются сквозь немытую копну волос.
Импы подбираются осторожно. В руках сжимают коротенькие копья. За спиной у каждого –