поцеловала меня, и Боря это увидел.
Резко поворачиваюсь к нашей бывшей няне, та поднимает руки в защите:
– Я думала, что он в своей комнате.
Боря, наконец, прижимается ко мне всем телом. Я обхватываю его со спины и разворачиваю в сидячее положение. Сын так измотан, что почти не протестует против моих прикосновений. Господи, почему я могу обнять своего ребёнка только вот в таком состоянии?!
– Останешься с папой и Женей или поедешь со мной в Мишину квартиру?
– К Мише. – Сын отстраняется от меня и трёт глаза кулачками.
Боря всё ещё в школьной одежде, значит, он даже не успел поесть.
– Поедим пиццу?
Сын кивает и идёт к выходу. При всей его пищевой избирательности всегда можно подкупить Борю пиццей или жареной картошкой. Выбор не самый здоровый, а потому и редко применяемый. Но сегодня нам это нужно обоим.
– Сын, я бы хотел с тобой, как раньше ходить на хоккей, можно? – Андрей наклоняется к мальчику и аккуратно кладёт ему руку на плечо.
– Я с мамой, – отрезает ребенок.
– Форма? – уточняю у Андрея, и тот тоже начинает обуваться.
– Неужели всегда будет так? – спрашивает он, прислонившись к стене в лифте и прикрывая глаза.
– Я каждый день задаюсь таким вопросом, Андрей.
Когда на следующее утро я наблюдаю за Борей с трибуны, рядом со мной снова появляется Лисовский. Сегодня парень накинул толстовку, но всё так же в шортах и сланцах на босу ногу. Кажется, что вот-вот от него пойдёт пар.
– Ты от меня прячешься, принцесса Бубльгум?
Я почти не спала этой ночью, и мигрень снова маячит где-то на периферии сознания.
– Не хочу ни с кем разговаривать.
– Он у тебя крутой, – Лис кивает на Борю, который сейчас играет на своей любимой позиции защиты.
Мы молчим, прислушиваясь к скрипу лезвий коньков по льду и перекрикиваниям ребятишек.
– Почему здесь ты, а не муж? – снова подаёт голос Лисовский. Он внимательно следит за моим сыном, а я, воспользовавшись возможностью, разглядываю его профиль. Под ярким светом софитов видно небольшой шрам на лбу, несколько бледных швов на подбородке и то, что слева верхняя губа была грубо рассечена, да так и срослась с небольшим пунктиром в идеальной линии.
– Боря не хочет.
– Не хочет, чтобы его водил отец?
– Не хочет отца.
– Хм… У вас всё не очень хорошо, да?
Я тру лоб.
– Всё как-то по-дурацки, знаешь… Вот скажи… Что заставило бы тебя заплакать?
Лис поворачивается ко мне и хмурит брови.
– Просто не могу поплакать, а мне так нужно, – пожимаю плечами я.
– Когда был пацаном, я всегда плакал над фильмом «Белый Бим, чёрное ухо». Едва по телевизору начинались первые титры, я бросался в рёв. Раньше были такие журналы с программой, помнишь? «ТВ-гид», да? Бабушка подчёркивала передачи, которые хотела посмотреть и если там был «Белый Бим», то она замазывала его пастой, чтобы я не увидел. Даже название меня разматывало на целый