Лаптолина просто доделала работу за сестрой. Выходит, госпожа Првленская довольно слабый маг. И действительно потратила много сил… не только на моё исцеление.
– Спасибо, – уже второй раз за вечер выдавила я.
Как будто мне надо было благодарить её за кристальный колодец!
– Не за что, – невозмутимо отозвалась женщина.
Она обмакнула салфетку в расписную фарфоровую чашу и с подчёркнутой заботой принялась обтирать моё лицо. Какая удивительная щедрость палача по отношению к своей жертве! Я никак не могла понять эту противоречивость, таящуюся в её личности: жестокость и забота, лицемерие и искренность так тесно переплетались в речах хозяйки Мелироанской академии, что отличить одно от другого было невозможно. У Лаптолины Првленской для каждого была заготовлена особая интонация. Для слуг – снисходительно-учтивая, для консула Батора – непринуждённая, для сестёр – строгая и в то же время ласковая. Даже возраст женщины определить было невозможно: это была одна из тех особ, которым легко можно дать от двадцати пяти до пятидесяти лет.
Какое-то время я лежала молча, слушая потрескивание свечей, журчание сверчков за окном и позволяя Лаптолине вытирать мне лицо, шею и плечи. В круглое окно то и дело врывался ветерок, вздымая прозрачную занавесь и заставляя подрагивать пламя свечей. Сиреневые сумерки плавно сменялись темнотой. В воздухе висел аромат магнолий и тарокко.
– Давай-ка наденем свежую одежду, – решила Лаптолина. – Эта совсем намокла.
Она встала и помогла мне стянуть платье. Влажная обнажённая кожа тут же покрылась мурашками, и я обхватила себя руками.
После сна и лечения я чувствовала себя гораздо лучше, но, стоило поднять руки вверх, как закружилась голова: опустошённая магическая память так и не восстановилась из-за ризолита и сейчас давала о себе знать слабостью. Лаптолина накинула на меня свежую сорочку. Выбеленная ткань почти хрустела от чистоты и пахла свежестью.
Покончив с переодеванием, госпожа Првленская вытащила из-под ворота мои волосы и ласково улыбнулась. В этот странный миг я почувствовала себя маленькой девочкой, любимой дочерью заботливой родительницы, что не может покинуть своё дитя в болезни. Это было… непривычно и необыкновенно. Что-то тёплое шевельнулось в груди, и я раздражённо заёрзала. Не хватало ещё привязаться к этой женщине!
– Почему у вашей академии нет символа? – спросила я.
Не хотелось говорить о вчерашнем, когда моя вновь обретённая мать чуть не сгубила меня в ледяной темнице.
– Все символы внутри нас, – мягко ответила женщина. – Чистота. Забота. Нежность и кротость. Жизнелюбие и чуткость. И все прочие качества мелироанской девы, дочери великой правительницы. Мелира Иверийская хотела создать подобных себе: истинных королев жизни, благородных, добрых, со страстностью натуры и желанием созидать. Таких, которые были бы не только примером для всех леди королевства, но и немного правительницами. Она создавала своих помощниц, способных изменить Квертинд