комплиментами, однако и свой столик из виду не терял. В частности, он заметил, что режиссер с актрисой после третьего тура вернулись – видать, восьмидесятилетнему Поляновскому потребовался отдых. Однако актриса уселась не на свой стул, а на место Хмелева. Режиссер пристроился рядом с ней, шептал что-то ей в ушко. Они сидели к танцующим спиной, но Полуянов готов был поклясться, что рука киноклассика сейчас совершает вояж по ногам и бедрам звезды.
«Аморальный случай», отыграв оплаченные сорок минут, улизнул со сцены. Разгоряченные партнеры вернулись к столу. Возвратился и телеведущий, слегка расхристанный, помятый, но довольный. Дима ревниво заметил, что одна из девчонок без зазрения совести обнажила перед ним плечо, и Хмелев оставил на нем автограф.
Официанты подали горячее – телячьи медальоны с цветной капустой. И тут один из них неловко задел подносом плечо телезвезды. Ведущий немедленно вскипел. «Осторожно, ты, придурок!» – проорал он с такой силой, что на него стали оглядываться даже с дальних столиков. Официант побагровел. Ему бы извиниться, но он в ответ пробурчал нечто непочтительное.
– Как звать?! – обрушился на него Хмелев. – А ну-ка, живо, пригласи ко мне менеджера!
Половой пробормотал: «Меня зовут Вася Сырцов», – и исчез. Довольно быстро явился менеджер. Телезвездун высказал свои претензии, менеджер в ответ низко поклонился и заверил, что обидевший столь почетного гостя официант немедленно будет уволен. Хмелев хорохорился под взглядами сотрапезников. Ему самому, похоже, казалось, что они им восхищены. На деле же Дима прочитал на лицах присутствующих брезгливость по отношению к склочнику.
Наконец инцидент был исчерпан, менеджер отошел. Телевизионщик с видом человека, исполнившего свой долг, налил себе полный стакан минералки и единым махом осушил его. Наполнил второй – и вдруг поднялся и воздел его.
– Уважаемые господа и прелестные дамы, – проговорил он, обращаясь к сотрапезникам хорошо поставленным голосом, – да, я знаю – у меня несносный характер. Многие меня терпеть не могут, но в эти прекрасные предновогодние дни, во время рождественского поста, я хотел бы попросить у всех у вас прощения. Знаю, я многим досаждаю, но… Простите меня, мои дорогие. – Хмелев прижал руку к груди, и глаза его блеснули послушной слезой. – Простите меня, ради Христа!
Сотрапезники невольно переглянулись: слишком уж неожиданно прозвучало покаяние.
– Бог простит, – хмуро бросил режиссер.
– И вы меня простите, Тошенька, – звучно ответствовала психологиня.
Фигуристка ничего не сказала, только зло усмехнулась, отвернулась и свой бокал не подняла.
– А что ж ты, Антон, налил себе минералку? – ехидно поинтересовалась Манирова. – Мы же пьем, я так понимаю, за дружбу? А за крепкую дружбу и выпить надо чего-нибудь крепкого.
– Не могу, Ирочка, никак не могу, – снова прижал руку к сердцу Хмелев. – Сильно простыл – не поверишь где: в Новой Зеландии. Теперь антибиотики глотаю. Надо в форму поскорей войти, сама знаешь – скоро елки. Чесать придется без выходных.
– А что ж ты, раз простыл, с девчонками