общении с молодыми людьми – о кокетстве, флирте, жеманности. Она стала сама собой: женщиной, нацеленной на выигрыш, на успех – любой ценой. Только один раз, когда Варя добила практически невозможный «спэар» и вырвала концовку партии, радостно вскинув затем вверх руки, Федосов вполне по-дружески обнял её и поцеловал, от этого всё тело девушки словно окутало наэлектризованное поле любви.
Оба уступать не хотели, и за три часа игры счет по партиям оказался равным: четыре – четыре. И Варя, в кураже, в азарте настаивала:
– Давай еще одну, на победителя!
– Лучше оставим до следующего раза, – рассудительно молвил Борис, – хотя бы для того, чтобы был повод встретиться.
Они оделись в гардеробе и сели в машину Федосова – «Форд», довольно не новый. Капитан завел мотор, включил печку и, словно об обыденном деле, спросил:
– Ну, к тебе или ко мне?
И Варю мгновенно обдало холодом. Вопрос был, конечно, вполне естественный и логичный. И любая другая, обычная, женщина ответила бы на него притворным гневом, кокетливым смехом, лукавым взглядом… Варвара же на полном серьезе отрезала:
– Ни к кому! Если подбросишь меня до дома – буду тебе признательна. Если нет – поймаю такси.
Не готова она была так быстро впустить его – в свое сердце, в свое тело, в свою душу!
Федосов, может, и обиделся, но виду не показал. Довез как миленький до дома, и они обменялись номерами мобильников. Капитан помог Варе выйти из машины и поцеловал ручку. И сказал, что позвонит.
Неизвестно, из каких соображений к названию платформы Подлипки Ярославской железной дороги добавили определение «Дачные». Сто лет здесь уже никаких дач не водилось. Может, подумала Варвара, наименование было одной из составных частей легенды прикрытия нашего космического проекта – который, как известно, творился именно здесь, в обстановке строжайшей секретности.
В утренней воскресной электричке было полно лыжников – несмотря на захудалую зиму, в лесах снег все ж таки нападал. Однако ехали туристы дальше – в Монино, или, на худой конец, в Валентиновку.
А Подлипки, хоть и Дачные, выглядели явным городом. По подземному переходу сновали люди. Старушка, очень древняя и морщинистая, разложила на асфальте на клееночке нехитрую галантерею: спички, туалетную бумагу, салфетки, мыло. Варя дала ей двадцать рублей – просто так, старушка просияла: «Спасибо, дочка!»
В серых пятиэтажках светились окна. Улица вывела Кононову (вчера она пробила адрес по «гугловской» карте) к новейшему, щегольскому, дому, снисходительно возвышающемуся над округой, словно юная девушка-модель, по недоразумению попавшая в толпу простых работниц.
Варя обошла дом по периметру. Пентхаусы под крышей казались нежилыми.
Здешнего участкового на месте не оказалось (еще бы, воскресенье!), к тому же и мобильник его молчал. В отделении милиции не нашлось оперов, выезжавших на недавнее происшествие, а уголовное дело по факту самоубийства здесь возбуждать не стали – слишком уж очевидным оказался