года Кирилл разведется. Еще через полгода Антон поймет, что хотел ему сказать пьяный друг. Поймет слишком поздно. Позвонит и как ни в чем не бывало затеет разговор о пустяках. Кирилл почувствует, что с другом беда, и сделает вид, будто не было этих двух с половиной лет.
– Тончик, что не так?
– Кирюх, плохо мне.
– Что случилось?
– Не знаю, ничего. Но плохо мне. Очень.
– У-у-у, беда. Встретимся?
– Давай. Я заеду. Ты ж теперь один живешь?
– Да, полгода уже. Как раз заценишь мой пентхаус.
Петнхаус не впечатлил. Красиво, конечно, девкам, небось, нравится, но Антону сейчас впору монастырская келья с тощим окошком. Он сел на край барного стула, налил себе виски, затем спросил Кирилла и налил ему.
– Ну, чего приуныл-то, дружище? – Кирилл отложил в сторону телефон.
– Блин, не знаю, Кирюх, вроде, если подумать, все нормально. Жизнь нормальная, карьера, жена, здоровье в норме, мама, папа живы, деньги есть. Все хорошо. Но тошно, сил нет. Отвращение ко всему. Ничего не могу поделать. Настроения нет. В зеркало смотрю, от себя тошно. «Что тебе не живется, скотина», – думаю.
– Кризис среднего возраста, видать, нагнал. Давно такое?
Вместо ответа Антон достал планшет.
– Смотри, что я нашел дома, – он открыл фотографию какой-то записки и протянул другу.
Кирилл читал неразборчивый почерк.
«О, Господи, не предаю ли я самое главное, что есть в жизни, растрачивая себя на ерунду, на пустые вещи? Не предаю ли я своих ангелов, которые тщетно пытаются направить меня на путь истинный? Что со мной?
Я слышу, как утекает время, а с ним шелест невидимых крыльев.
Вот, ш-ш-ш, ш-ш-ш-ш-ш, я чувствую, как пролетает еще один стареющий ангел.
Это исчезает мой мир.
Но самое мерзкое, я не уверен, есть ли вообще этот «мой мир».
Может, это ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш мое воображение. Если бы я знал наверняка, не сомневался. Изменил жизнь в один день. Но нет.
Я не уверен ни в том, что другой мир существует, ни том, что его нет.
Живу в сомнениях, и это худшее место на земле.
Мне страшно от того, что я преследую не те цели. Смотрю не в тот горизонт. Иду не той дорогой. Мне страшно, что мой настоящий мир умирает где-то там, вдалеке от меня. Ох, если бы этот страх был один, я смог бы его победить. Но у него есть брат-близнец. Я боюсь его не меньше.
Боюсь отказаться от того, что уже есть. Ошибиться, потерять, что имею, но не обрести большего.
Я прикован ногами к камню, а за руки привязан к воздушному шару. С годами привыкаешь к такому положению и уже не замечаешь.
Только иногда так прихватит, что сил нет сдерживать крик».
– Ого, это ты написал?
– Да, я, семь лет назад.
– Семь лет? Так давно! Рано у тебя что-то кризис среднего возраста начался.
– С возрастом это не связано. Так всю жизнь. Сколько себя помню. Легче