кепочке с микроскопическими подъемными ушами.
– Господи! Да я нарочно завернула заранее, чтобы легче было!…
– Нет! Не надо мне… Она вон цвета другая.
Продавщицы, между собой: «Побереги мозги, Света».
– Вот! Держите…
На весах – обнаженная колбаса. Без целлофана.
– Я же вижу, совсем другой цвет!
Одобренную колбасу заворачивают в целлофан, вручают.
– Ну не такая же она! Смотрите, цвет совершенно не тот! Вон, вы этому какую дали…
– Идите, идите! В чужих руках всегда толще!
Господи, господи.
Последний день
Сновидениями я делюсь довольно редко, ибо это дело частное, но сегодня случилось очень показательное.
Я даже проснулся, ужасно расстроенный, но потом ничего. Самообладание вернулось, хотя я не очень понимаю это слово и его смысл.
Во сне мне должны были удалить печень, чтобы пересадить ее моей больной тете. Печень моя, как я подозреваю, не подарок, и может только наделать дополнительных бед, но окружающие решили, что ничего.
Я и сам на это согласился, и бумаги подписал. И все вокруг, включая друзей и близких, нисколько не возражали и даже активно участвовали.
То, что со мной придется проститься, вызывало у всех сожаление, но не больше.
И вот мне сделали укол наркоты, которая не подействовала. И стол уже подготовили операционный. Но отпустили ровно на сорок минут погулять и проститься с друзьями.
Я и пошел, с костылями, потому что левой ноги у меня тоже уже не было. Ее не отрезали, а как-то хитро отстегнули в коленном суставе, благо она тоже должна была пойти в какое-то дело (чуть не написал – в ход), а мне уже ни к чему. Вот все, что было во мне интересного: печень и левая нога.
Я погулял по городу, простился с парой приятелей, очень мне сочувствовавших. Заглянул в Союз Писателей, посоветовал подвыпившему Валерию Попову, его председателю, быть осторожнее и вообще. Он обещал мне. Я послушал начало заседания, дальше уже времени не было. Третий приятель зачитывал мой некролог нескольким писателям, которые впервые обо мне слышали.
Пора было ехать в больницу. Я загрузился в трамвай, и ко мне подошел кондуктор.
А я, скажу по секрету, предпочитаю показывать поддельный документ (это уже не сон, а явь).
У кондуктора возникли сильные подозрения. У меня было много проездных документов, половина из них – на мою фамилию, а половина – не то на Ищенко, не то вообще на Ющенко.
Мы стали ссориться, ругаться. Я отчаянно доказывал, что это все я и имею право ехать.
И сон плавно угас.
Как это все печально: в последний свой день, на пороге героического донорства последнее, что я делаю – ругаюсь с кондуктором в трамвае.
Заря новой жизни: инициация продолжается
Затеял я давеча купить себе презерватив: вдруг понадобится?
Как оказалось впоследствии, не понадобился.
Но речь не о том. Я вообще не очень интересуюсь этим товаром