сильно огорчило Стыня и виделось в его, точно метающихся движениях рук, в легкой зяби плывущего по лицу золотого сияния, недовольно вывернутых мясистых губах.
Войдя в залу через зеркальную стену первым, Огнь незамедлительно направился к креслу Першего, на ходу вельми по-теплому зыркнув на Стыня.
– Я пошел, – досада ноне ощущалась и в певучем басе младшего Димурга. – Принесу девочку.
Он, не мешкая, развернулся в сторону стены, из каковой теперь выступил Седми, да, торопко кивнув проходящему Огню, и вовсе стремительно покрыл расстояние меж собой и ней, несомненно, жаждая поскорей уйти из залы. Одначе, это ему не удалось, поелику его придержал за руку Седми, и нежно приобняв за шею, прикоснулся губами к очам.
– Малецык, давно не виделись, – мягко протянул Рас своим высоким, звонким тенором. – Так, рад тебе, моя драгость. Как себя чувствуешь?
– Здравствуй, Седми, все благополучно, – не менее трепетно отозвался Стынь целуя Раса в плечо прикрытое легкой материей красной рубахи.
Седми также, как и все Расы, был высоким, худым Богом, только в отличие от Огня не смотрелся изможденным, да и его бело-молочная кожа вельми ярко подсвечивалась золотым сиянием, общим признаком всех Зиждителей. У Седми очень красивым смотрелось, с прямыми границами и вроде квадратной линией челюстей, лицо. Пшеничные, прямые волосы, брада и усы, казались давеча коротко обстриженными. Вздернутый, с выпяченными ноздрями нос, говорил о нем как о своевольном Боге, а кораллово-красные губы с полной верхней и тонкой нижней явственно проступали, словно Седми прежде чем войти убрал с них все волоски. Замечательными смотрелись глаза Раса, со слегка приспущенными веками, по форме напоминающими треугольник, где радужки также имели вид треугольника, цвет каковых менялся от блекло-серого до мышастого. Порой радужная оболочка и вовсе становилась темно-мышастой, аль почти голубо-серой с синими брызгами по окоему, смотря по настроению Седми. Тонкие рдяные сандалии, красная рубаха, да серебристые шаровары были на Боге. А на голове Седми находился венец, в полной своей мощи и величие. Проходящая по лбу широкая мелко плетеная цепь, на которой, будто на пирамиде восседали такие же цепи, где, однако, каждое последующее звено было меньше в обхвате предыдущего, заканчивалось едва зримым овалом. Сияющий золото-огнистым светом венец, единожды перемещал по поверхности и вовсе рдяные капли искр. В левой мочке уха Бога ярко мерцали махими капельками бледно-синие сапфиры, усыпающие ее по всему окоему. Украшение оное Седми творил только, когда бывал у Димургов, тем самым символизируя свою общность с ними.
Стынь, еще раз, прикоснулся губами к плечу Седми, а тот ласково облобызал его висок и только после этого выпустил из объятий. Но, кажется, лишь затем, чтобы младший Димург мгновенно исчез в зеркальных стенах залы.
Седми с удивлением обозрел колыхание глади стен, ноне приобретших цвет