зимы и хищные звери всё больше отягощали его долг перед хозяином и никакие молитвы не помогали. И вот однажды, на рассвете, у кромки невысоких гор, перегоняя стадо с одного пастбища на другое, увидел пастух свою деву, которая шла прямо к нему из утреннего тумана. На вытянутых руках она несла щенка необычной масти, золотого, точно солнце. Отдала его в руки пастуху и улыбнулась молча, а потом ушла, точно её и не было, и остался он один на два дневных перехода в любую сторону.
Щенок вырос быстро и стал незаменимым помощником. Он в одиночку управлялся со стадом и, казалось, понимает человеческую речь, вот насколько он был умён. Не раз он выручал молодого пастуха: предупреждал о лавинах, стремительном половодье, убил злого медведя, уже попробовавшего вкус человечины. Год от года пастух выпутывался из сетей долга и строил дом для двоих. Когда же вышло седьмое лето жизни пса, он привёл хозяину его девушку, к самому порогу, аккуратно держа пастью за руку. Она молча улыбнулась пастуху, и растаяла, как дым. Поселение изгнало его, и теперь они ходят по этому сумрачному краю и пасут скот за плату.
Пока старик говорил, его молодой пёс поднялся и сделал пробежку вокруг кургана. Луч солнца заиграл на его песчаной шкуре. «Варвар» почувствовал себя сродни этому зверю, будто сам всю жизнь провёл на этих холодных равнинах и угрюмых взгорьях.
– Я уже не понимаю, где сон, где явь, – пожаловался Альтестейн пастуху.
Собака взбежала наверх и посмотрела ему прямо в лицо своими янтарными глазами.
Газан плохо спал – лагерь наёмников отличался от лагерей пограничной службы. Здесь ложились за полночь, в ходу были азартные игры, песни и военные танцы когда взбредёт в голову. Молитвы тоже отличались разнообразностью и временем исполнения.
Сын пленённой керкетки и хулагида из рода Амаитнарра привык к другому распорядку. Всю свою жизнь он провёл, сопровождая караваны и выслеживая разбойничьи шайки на границе. Дважды видел далёкое южное море, доходил до Чангхи и слышал звон серебряных ожерелий, что носят девушки на востоке Хибет-Курана. С гирдманами Газан не сталкивался. Все они теперь казались ему одержимыми гэлами, что служат тому страшному колдуну, что неотступно находится при шахиншахе. Особенно его пугал высокий сухощавый и сутулый Кее’зал, выше которого только исполинского роста франн, а когда Альтестейн смотрел ему в лицо серо-жёлтыми глазами, хулагид чувствовал, как у него ноет затылок. Все чужаки являлись ходячими мертвецами, так учила его в детстве мать, напевая колыбельные песни. Если они пришли в пустыню со своим законом, то рано или поздно их заметёт песок. Только керкеты и их нерадивые братья мереги, забывшие заветы отцов и живущие подаянием моря могут понимать Хорб-ин-Тнес, могут жить здесь и любить эту землю.
Зачем пустая тропа этим людям? Как они узнали о ней? Как они нехорошо смотрят красными от бессонницы и выпитого вина глазами.
Вчера кто-то ударил по морде