среди золота надоест играться с тобой. И ты знаешь, иностранец, что мы с тобой сделаем.
– Я никогда не одобрял расизм.
– Уверяю, дело не в том, что ты француз.
Разговор длится всего несколько минут. Однако страх крадётся по моей спине испариной и растягивает мгновения на часы. Когда незваная гостья уходит, Камиль опускается на пол ко мне. Ласково снимает паутину с моих волос.
– Больше не приходи ко мне, пожалуйста, – сейчас он серьёзен. – Видишь, как это опасно.
– Но…
– Я сам приду.
Он задерживает свою руку на моём плече, но всё отпускает. Я тороплюсь следом за Акифом по запутанным лабиринтам дворца. А потом всю ночь ещё брожу по лабиринтам своих мыслей. С каждым днём мне всё тяжелее дышать в этих стенах.
– О, неповторимая Шакантала, – шёпот Насифа заставляет вздрогнуть. – Что- то случилось?
– Нет, всё нормально.
Всю ночь борюсь с бессонницей и проигрываю это сражение. Поэтому выхожу в сад на восходе. Ночи здесь насколько прохладные, что каждая травинка увенчана алмазами росинок. Поступаю не по протоколу: ложусь на зелёный ковёр и плыву в утренней тишине.
– Солнце среди звёзд?
Фарид тоже обладает неприятным свойством: он появляется слишком внезапно.
– Я… ну… э… Белый тюльпан на синеве.
Приходится садиться.
– Вы тоже любите отдыхать на траве? – принц опускается ко мне.
– Сегодня не спалось. Слишком душно.
– Почему сразу не сказали?
– Это только сегодня.
Фарид растягивается во весь рост среди дрожащих капель росы.
– Рано- рано утром, – он будто рассказывает мне сказку, – когда даже садовники не вышли на работу, а охранники не сменились на посту, я по- настоящему свободен. Никто не видит меня настоящего.
Ложусь рядом на землю, не могу скрыть понимающую улыбку.
– Меня тоже бесят все эти протоколы и требования, – сообщаю ему. – Я тоже люблю быть в одиночестве, но сейчас я лишена этой роскоши.
Всегда тёмные глаза принца сверкают янтарными искрами на радужке. После густой паузы он делает самое лучшее предложение:
– Давайте тогда больше времени проводить вместе, чтобы дать друг другу эту роскошь: не видеть этот дворец, мою мать и её прислужников.
– Хорошо.
На первой же такой договорной прогулке скрываемся ото всех в вечерних сумерках.
– Вы любите свою мать?
Нужно заполнить тишину, которая сгустилась между нами. А ещё хочу завершить портрет непослушного сына. Фарид молчит под защитой своей маски.
– Я просто не так, что бы люблю маму, – лучший способ вывести на откровенность – покаяться самой. – Я её уважаю. Она строгая, как и моя старшая сестра. А папа всегда был моей отрадой. Он… и мои младшие братья.
– Меня воспитывала бабушка, – наконец отрезает мне ломоть своей честности принц. – Она была мудрой правительницей. Но находила время и на меня. Мы гуляли, читали. И ещё общались на своём языке…
– Это как?
– Жестами.
Последние