и телохранителю Александра, Птолемею Лагу, из знатного македонского рода Лагов, в управление достался Египет, и династия его правила Египтом на протяжении трёх веков. Став первым фараоном династии, Птолемей Лаг проявил себя как мудрый правитель, расположил к себе египтян, сделав их настолько верными себе, что они в последующих войнах ни разу ему не изменили. Птолемей, заботясь о соотечественниках, создал дальновидную политическую систему, наделив особыми привилегиями греческих и македонских воинов и чиновников, назначая их на высшие должности и доверяя управление государством. С берегов Эллады в Египет хлынули толпы переселенцев. Оседая на берегах Нила, они приобретали здесь землю, создавали хозяйства и женились на коренных египтянках. Эллины, растворяясь на благодатных землях Египта, приносили с собой свои обычаи, знания и труд, в то же время жадно впитывая всё новое, что находили здесь. Всё переплелось со временем, став неразрывным и неделимым целым. Покровителем Александрии стал вошедший в общий для греков и египтян пантеон бог Серапис. И греческие боги стали египетскими, и египетские – греческими.
И расцвёл Египет. Александрия стала сосредоточием торговли, искусств и науки, затмив собою Афины. Кишел судами порт, росли дворцы и дома. И полон город был самыми образованными людьми, стремящимися в известные на весь мир музей и библиотеку. И забылось персидское владычество, и воцарились мир и покой.
Но случилось страшное…
Однажды египетский мальчик Фенуку, чей отец плёл корзины и циновки в Мемфисе, по пути за тростником услышал жалобный, похожий на мяуканье, писк. Оглянувшись, он увидел, как вдалеке какой-то грек, размахнувшись, забросил в священные воды Нила туго завязанный мешок. Вода тут же сокрыла мешок, и писк прекратился. В ужасе бросился Фенуку вдоль берега, не отводя глаз от того места, куда упал мешок, но забурлившая от гребнистых спин крокодилов вода лишила его последней надежды спасти несчастных чад священной Бастет.
– Зачем, зачем ты это сделал? – задыхаясь от слёз, протянул он руки к уходящему греку, едва настигнув его.
– А что мне оставалось? – равнодушно пожал плечами грек. – Кормить я их не собираюсь, а от писка нет никакого житья. Так лучше уж так, покуда не прозрели они, и не осознают себя в этом грешном мире…
И неспешно направился в сторону греческого квартала, оставив безутешно рыдать на берегу Нила упавшего на колени Фенуку.
Заливаясь слезами, вернулся он домой и рассказал всё оставившему плетение тростниковой циновки отцу. И чем дальше рассказывал Фенуку, тем более серым от ужаса становилось лицо отца. А после, не сказав ни слова, встал отец и направился в сторону городского рынка.
В едва надвигающихся сумерках заполыхал греческий квартал. Египтяне, жители Мемфиса, ослеплённые праведным гневом, исступлённо принялись истреблять растерянных греков. До самого утра длилось восстание. До рассвета рекой лилась кровь. А когда всё закончилось, камня на камне не осталось от греческого квартала. Мудрый Птолемей, всё понимая, не стал мстить восставшим. А выжившие