не в той жизни, которую он создаёт, и всё, что он сочиняет, имеет условную направленность. Это просто его мир. Кто-то строит дома, делает машины, а писатель, в духовном одиночестве, пишет книги. Парадокс, конечно, но для того, чтобы разглядеть предмет, писатель иногда накрывает его тёмным покрывалом. А вот для чего – это его тайна. Такой тайной, как считал Егор, и была книга «Мастер и Маргарита».
Листая страницы, Сомов обратил внимание на третью главу «Седьмое доказательство». Эту главу, впрочем, как и всю книгу, он давно уже прочёл, но что-то остановило его на этой части, что-то задело, возможно, изобретательность автора, а может, и путь к смыслу, в котором он, кстати, всё ещё сомневался, поскольку всё было сложно и завуалировано. Нет, это не были прямые наставления автора, во что верить и как поступать в тех или иных ситуациях. Там было что-то другое, тайное, похожее на призыв: в пути не останавливаться, а продолжать движение мысли до последнего слова, чтобы понять автора, заглянуть, если можно так выразиться, в «отсутствующие» глаза того, «чьи мысли так далеко». Читая, из побуждения, ему хотелось, что бы на этот раз мысль автора измерялась не далями, а теми измерениями, которые бы приблизили его к пониманию души автора, к его «выводам». Он с упоением читал:
«– Да, было около десяти часов утра, досточтимый Иван Николаевич, – сказал профессор.
Поэт провёл рукою по лицу, как человек, только что очнувшийся, и увидел, что на Патриарших вечер. Вода в пруде почернела, и легкая лодочка уже скользила по ней, и слышался плеск весла и смешки какой-то гражданки в лодочке. В аллеях на скамейках появилась публика, но опять-таки на всех трех сторонах квадрата, кроме той, где были наши собеседники. Небо над Москвой как бы выцвело, и совершенно отчётливо была видна в высоте полная луна, но ещё не золотая, а белая. Дышать стало гораздо легче, и голоса под липами звучали мягче, по-вечернему.
“Как же это я не заметил, что он успел сплести целый рассказ?.. – подумал Бездомный в изумлении, – ведь вот уже и вечер! А может, это и не он рассказывал, а просто я заснул и всё это мне приснилось?”
– Ваш рассказ чрезвычайно интересен, профессор, хотя он и совершенно не совпадает с евангельскими рассказами.
– Помилуйте, – снисходительно усмехнувшись, отозвался профессор, – уж кто-кто, а вы-то должны знать, что ровно ничего из того, что написано в евангелиях, не происходило на самом деле никогда, и если мы начнём ссылаться на евангелия как на исторический источник…
– Это так, – заметил Берлиоз, – но боюсь, что никто не может подтвердить, что и то, что вы нам рассказывали, происходило на самом деле.
– О нет! Это может кто подтвердить! – начиная говорить ломаным языком, чрезвычайно уверенно ответил профессор и неожиданно таинственно поманил обоих приятелей к себе поближе.
Те наклонились к нему с обеих сторон, и он сказал, но уже без всякого акцента, который у него, чёрт знает почему, то пропадал, то появлялся:
– Дело