М. Л. Гаспаров

Собрание сочинений в шести томах. Т. 6. Наука и просветительство


Скачать книгу

недостаток? – Бесчувственность

      19. Ваша мечта о счастье? – Отдых в могиле

      20. Что для Вас было бы самым большим несчастьем? – См. вопрос № 1

      21. Кем Вам хочется быть? – См. вопрос № 15

      22. Ваш любимый цвет? – Синий

      23. Ваш любимый цветок? – Нет

      24. Ваша любимая птица? – Der Zaunkönig (королек из басни Гриммов)

      25. Ваш любимый писатель? – Пушкин

      26. Ваш любимый лирик? – Верлен

      27. Ваши герои в действительности? – Не встречал

      28. Ваши герои в истории? – Оставшиеся неизвестными

      29. Ваши любимые имена? – Constantia

      30. Что Вы презираете больше всего? – Ничего

      31. Какие исторические фигуры Вы презираете больше всего? – Никого

      32. Какие военные достижения Вы уважаете больше всего? – Того генерала, которому поставили памятник за то, что он не пролил ничьей крови

      33. Какие реформы Вы уважаете больше всего? – Нужные

      34. Каким естественным даром Вам хотелось бы обладать? – Добротой

      35. Как Вам хочется умереть? – Вовремя

      36. Ваше теперешнее расположение духа? – Усталость

      37. Ваш девиз? – На лицевой стороне: «Non ignara mali, miseris succurere disco» (Горе я знаю – оно помогать меня учит несчастным – из «Энеиды»); на оборотной: «Возьми все и отстань» (из Салтыкова-Щедрина).

      На что, по-Вашему, больше всего похожа эта анкета? – На разговор Панурга с Фредоном.

Из интервью

      – Какая, по-Вашему, связь между наукой и идеологией?

      – Идеология как система навязываемых взглядов существует всегда, если не как догма, то как мода. Я могу выделить и то, что во мне от марксизма, и то, что от реакции на него. Моим стиховедению и общей поэтике одинаково неуютно и в советском, и в послесоветском идеологическом климате: там они слишком далеки от обязательной идейности, тут – от обязательной духовности. Сказать то, что ты хочешь сказать в науке, можно всегда: на то мы и учимся риторике. Смена режима сказалась в том, что раньше мне нужно было треть сил тратить на риторические способы приемлемым образом высказать то, что я думаю, а теперь этого не нужно; так что я полагаю, что теперь жизнь все-таки пока лучше. Во всяком случае, для меня, старого и безопасного. Лучше ли для молодых, которые должны пользоваться понятиями Деррида и Флоренского, как мы должны были понятиями Маркса, – в этом я не так уверен.

      – В чем Вы больше западный, а в чем российский?

      – Все хорошее в науке – общее для России и Запада. Все недостатки в ней – национальные: от русской, немецкой и прочей ограниченности. Если мне укажут мои недостатки (со стороны виднее), то скорее всего они окажутся российскими.

      – Каково будущее России? С какими процессами Вы его связываете?

      – Все то же: Россия по-прежнему будет взбегать через ступеньку вслед Западу и когда-нибудь сравняется с ним. Так взбегая, трудно не падать; сейчас она упала и расшиблась о ступеньки, а встанет ли она с левой ноги или с правой, не так уж важно.

      – Точно ли так уж безразлично, встанет Россия с правой ноги или с левой?

      – Первый год, два, пять – не безразлично, а потом все равно придется продолжать начатое.