он не может остаться с нами.
Отец протолкнул его через отверстие, которое сделал. Элиах скользнул в ночь.
– Теперь ты, – сказал отец.
Я попытался протиснуться, но мне не удалось.
Отец вонзил нож в дерево и принялся расширять отверстие. Минута проходила за минутой.
Кое-как я протиснулся. Упал в снег.
Приподнялся и в свете луны увидел удаляющийся поезд, увозящий моих самых любимых – отца и мать.
Я пошел вдоль путей, ища Элиаха. Сначала я тихо повторял вслух его имя, а потом принялся как можно громче кричать, что я здесь, что иду к нему, что пусть он подаст голос. Я свернул с железной дороги и вошел в лес в поисках хоть каких-то следов. Ничего не нашел. Повсюду меня окружала тишина, страшная тишина. Меня охватила усталость. Мой голос звучал все слабее. Я шел то налево, то направо. Близилось утро.
Элиаха я не нашел. Это было предательством, многосторонним предательством. Я предал любимого брата. Я предал мать и отца. Я завыл от боли, один в безграничной белизне, с единственным желанием заснуть, умереть и больше не пробуждаться.
Четвертая глава
Содержит исповедь фольксдойче Йохана Крафта перед следственными органами в N. 1945 года
Я родился в городке N. на берегу Дуная. Здесь я провел детство, здесь женился. Всю жизнь я прожил в доме на окраине города. Жена родила мне сына, которого мы с ней любили больше, чем кого бы то ни было на этом свете. Но несчастья происходят тогда, когда вы готовы к ним меньше всего, происходят они сурово, неожиданно и моментально меняют течение целой жизни. Весной 1941 года Ганс со своими товарищами купался в реке. Отплыл далеко от берега и попал в водоворот, который утащил его на глубину. Мы искали его тело целыми днями, но так никогда и не нашли. Моя Ингрид словно потеряла рассудок, а может быть, и действительно его потеряла. Сидела в углу комнаты и плакала, а потом онемела, ушла в себя, в тот ад, который открылся в ней. Мне тоже было нелегко, но приходится жить – некоторые вещи, которые случаются, невозможно ни изменить, ни поправить.
Ну так вот, надо сказать, что я был лесничим. Может быть, это и помогло мне принять все как оно есть. Я целыми днями бродил по полям и по лесу, выискивая браконьеров. Война приближалась. Большинство жителей нашего городка были немцами, в том числе и мы, Ингрид и я. Нас называли фольксдойче. Мои соотечественники с радостью ждали прихода немцев, а мне это было безразлично. Правда, я повесил на стену портрет вождя Рейха Адольфа Гитлера, возле иконы святого Георгия, так же как это сделали и все мои соотечественники. Я никого не ненавидел, а мое сердце все еще было наполнено тоской. Когда немцы пришли в наш городок, они были приняты как братья, тепло и дружелюбно. В городке у нас уже давно существовало общество «Культурбунд», которое занималось укреплением связей с Германией. Те, кто был у нас помоложе, надели немецкую военную форму и присоединились к солдатам Вермахта. Я же в своей форме лесничего служил любой власти, в том числе и этой. Многое изменилось, не только власть. Повсюду говорили, что война уже закончилась немецкой победой, но в воздухе все еще витала большая