забавы.
Долго ли, коротко ли, но вот за дверью снова послышались голоса, сначала тихие, потом всё громче и громче. Мужская бубня скоро почти сошла на нет, а женское лопотанье становилось всё выше и требовательней. Наконец, дверь распахнулась и в переднюю вышел царь с вцепившейся в его руку и трещащей как сорока распаренной и слегка расхристанной молодицей.
– Данилыч, – обратился он, – не пойму никак что ей еще надобно, какого рожна?
Меншиков подхватился: – Сию секунду, мин херц, там есть одна, которая по – русскому разумеет, сейчас приведу ее. – Данилыч шмыгнул к сеням и очень скоро вернулся, ведя за руку невысокую, тонкую и очень ладненькую девицу в платке, из – под которого на плечи волнами падали светлые мягкие как шелк волосы. На прелестном лице девицы играл румянец, глаза блестели шаловливым и задорным блеском.
«Ахти! Поди тоже с Ивашкой Хмельницким дружила!» – глянув на нее подумал царь.
Меншиков ткнул пальцем в сторону прилипшей к государю женщины и сказал: – Спроси, чего ей надобно? – Маленькая девица что-то быстро спросила на своем языке, выслушала ответ и пояснила: – Она говорит, что никому не отдаст Котлу, только своей подружке, а то счастья ей не будет! – Петр Алексеевич и Меншиков переглянулись. Что делать? Царь усмехнулся: – Скажи, пусть приведёт подружку. Чай не крокодил подружка-то?
Маленькая переводчица подбоченилась: – Нет, не крокодил! Эт-то я!
Петр Алексеевич и Меншиков снова переглянулись, глубоко вдохнули и грохнули смехом. Ржали оба что та кобыла на сносях. Отсмеялись, царь смахнул слезу с глаза и сказал: – Ну, заходи!
Дверь за парой захлопнулась. Светлейший снова устроился на лавке и для собственного спокойствия заткнул пальцами уши.
Ближе к утру, выставляя очередную «подружку», государь рукой смахнул пот со лба и обессиленно пробормотал: – Всё! Прием окончен! С остальными как хочешь разбирайся сам! – Меншиков сверкнул глазами: – Мин херц! Не могу я тебя оставить! Дозволь …э… разбираться здесь?
Государь устало махнул рукой и захлопнул дверь.
Заснул государь мгновенно, но выспаться как следует ему так и не удалось. Через некоторое время слух спящего стал улавливать повторяющиеся негромкие звуки как будто кто-то чем-то костяным постукивает по деревянному полу. Какой тут сон? Царь Петр соскочил с постели, подошел к двери и чуть приоткрыл ее. В слабом свете свечи он увидел распластанную на полу молодицу с задранной по грудь юбкой и зависшего над ней, упирающегося руками в пол Светлейшего, который на шумном вдохе как бы замахивался, а на выдохе делал резкое движение. Девица то зажимала руками рот, чтобы не кричать, то обвивала ими шею друга сердечного и впивалась губами в его уста, отчего он мотал головой, а ее руки томно ослабевали, и она опускалась спиной на пол, при этом легонько стукаясь головой о доски пола.
– Алексашка, черт непоротый, ну что прям под дверью-то? Тебе что? Места мало?
– Мин херц, мин херц, я щас! – Светлейший вскочил с пола и нимало не смущаясь перед царем своим