ской проказы, как социализм?! Почему вплоть до сегодняшнего дня это течение именуется как освободительное, хотя с его торжеством на одной шестой суши превалировали процессы противоположного характера?».
В условиях большевистско-коммунистической диктатуры ответы на эти вопросы носили односторонний, субъективный характер, ибо гуманитарные науки были служанками господствующей идеологии, а любители истины подпадали под недремлющее око «искусствоведов в штатском». Чему в немалой степени способствовал и сам «гуманитарный» официоз. Сегодня условия для поиска объективной истины стали более адекватны, что дает возможность наше предшествующее двухсотлетие препарировать аппаратом науки, а не идеологии. Забвение этого принципа было не последней причиной падения казалось бы вечно живого советского Мусафаила. Поэтому, чтобы не повторить ошибок большевистско-коммунистического агитпропа, необходима подлинная картина России вчерашней, что позволит нам строить ее более благоприятное настоящее и будущее.
Автор и пытался внести свою лепту в написание такой картины. Преуспел ли он в этом – судить читателю.
I. Эпоха Николая I
Николай I оставил после себя тяжелое наследство – еще продолжалась Крымская война, истощающая людские ресурсы и сеющая всеобщее недовольство, подрывающая международный авторитет России. Всю первую половину ХIХ века (и вообще до Февральской революции 1917 года) романовская династия проводила международную политику, зачастую противоположную как ей самой, так и интересам России. Добровольно взятые на себя российской короной обязательства по Священному союзу во имя спасения изживших себя европейских монархий, спасение империи Габсбургов в 1849 году, отплативших черной неблагодарностью во время Крымской войны, 30-летняя кавказская война основательно расшатали экономику и финансы страны. Отягощали общество и самые тяжелые гири – крепостническая система и самодержавие.
Яркую характеристику николаевского наследства дал наиболее вдумчивый и проницательный цензор ХIХ века А. В. Никитенко: «Администрация в хаосе, нравственное чувство подавлено, умственное развитие остановлено, беззаконие и воровство выросли до чудовищных размеров. Все это плод презрения к истине и слепой варварской веры в одну материальную силу… Воровство, поверхностность, ложь и беззаконие – наши главные общественные раны (Никитенко А. В. Дневник в трех томах. М.: Гос. Изд-во худ. лит-ры, 1955. Т. 1. С. 421, 431). Написано как про сегодняшний день!
Разве общественные раны современного российского бытия – всеобщая продажность чиновничества, разгул преступности, коррупции, лжи и лицемерия, воровства и тому подобных цветов зла – не стали еще более зияющими?! Наличествует и еще более мерзкое явление – в николаевской России верхи Родиной не торговали, т. е. в государственной измене уличены не были. Сегодня – это их хлеб насущный. Поневоле согласишься с Чаадаевым, чуть ли не 200 лет назад высказавшему мысль о предназначении России быть неким отрицательным уроком для человечества. С кончиной Николая I Никитенко ставит вердикт его эпохе: «Все царствование Николая I было ошибкой. 29 лет он восставал против мысли, но не погасил ее, а сделал оппозиционною правительству» (Никитенко… Т. 2. С. 67). Не менее резкой была характеристика Николая I и Тютчевым в 1855 году:
Не Богу ты служил и не России, Служил лишь суете своей, И все дела твои, и добрые и злые, – Все было ложь в тебе, все призраки пустые: Ты был не царь, а лицедей. (Ф. И. Тютчев. Россия и Запад. Культурная революция. Республика. М., 2007. С. 167).
Но если Никитенко, Тютчев и другие давали безжалостную оценку Николаю I втуне, то некоторые великие князья свой вердикт системе произносили вслух. Так, сын Николая I великий князь Константин Николаевич (1827–1892) в 1857 году писал князю А. И. Барятинскому: «мы слабее и беднее первостепенных держав не только силами матерьяльными, но и силами умственными, особенно в деле Администрации» (Вострышев М. Августейшее семейство. М.: Олма-пресс, 2001. С. 8). В июне 1859 года он еще более откровенен: «Наше положение страшное. Нужны не полумеры – наши обыкновенные манеры, но решительные меры» (Указ. соч. С. 9). При Александре III великий князь Константин Николаевич впал в немилость, хотя мог внести определенную лепту в оздоровление общественного климата. Умных людей Александр III возле себя не терпел (Богданович А. Три последних самодержца. М.: Новости, 1990. С. 197).
П. А. Валуев в 1855 году Александру II о положении дел в России: «сверху блеск, снизу гниль» (Боханов А. Император Александр III. М.: Русское слово, 1998. С. 260). Не боялись царские сановники говорить царям правду в глаза, ни чета советским или нынешним околовластным холуям – льстить и подмигивать кремлевским узурпаторам. Справедливости ради, надо отметить, что Николай I видел определенные изъяны унаследованной им общественной системы, в частности крепостного права, и пытался в определенной степени ослабить его тяжесть. В 1827 году был издан закон, по которому, если в имении на крестьянскую душу приходилось менее 4,5 десятин земли, то такое имение берется в казенное управление или предоставляется крепостным право перечисляться в свободные городские сословия. С 1835 года существовал тайный комитет по крестьянскому вопросу, издавший ряд законов, расшатававших крепостное право. На основании закона 1841 года было