Ганса к лестнице и полез следом.
Это случилось, когда он добрался до верхней перекладины.
Куизль-старший потерял равновесие, беспомощно взмахнул руками и, точно мешок с мукой, свалился спиной в мокрый снег, где и остался лежать.
– Бог ты мой, да палач пьян вдрызг! – крикнул кто-то из толпы. – Разве что сам утопиться сможет!
Некоторые засмеялись, но теперь со всех сторон стал подниматься сердитый ропот, от которого у Якоба волосы встали дыбом. Казалось, пчелиный рой приближается с угрожающим гулом.
– Лучше сжечь его вместе с содомитом, чтобы все наконец успокоились! – проревел кто-то другой.
Якоб оглядел толпу. Это Корбиниан Бертхольд, ища поддержки, развернулся к горожанам.
– Нечего позорить нас тут своими выходками. Это который год уже продолжается! Над нами даже в Аугсбурге потешаются! Давно надо было его к дьяволу отправить и нанять палача из Штайнгадена!
– К дьяволу его! Ко всем чертям! – кричали ему в ответ.
В сторону палача полетели первые снежки и комья мерзлой земли. Казалось, напряженное ожидание вдруг выплеснулось вспышкой необузданного гнева. Судебный секретарь, багровый от злости, деловито махал руками, призывая к спокойствию, однако его никто не слушал. Четыре стражника, которые сопровождали процессию, замерли у костра, беспомощные и несколько напуганные.
Ганс Ляйнзамер стоял с разинутым ртом на платформе и таращился на представление. Вот первые горожане, что посмелее, кинулись на палача с камнями и кинжалами, и толпа черной волной сомкнулась над Иоганном Куизлем. Кто-то пронзительно закричал, и Якоб заметил среди переплетения рук и ног отрезанное ухо. По грязному снегу, словно горячий воск, растеклась алая кровь. Затем взгляд его упал на разбитое лицо отца. Палач устремил в сторону сына остекленелый взор, а град камней не прекращался.
С колотящимся сердцем Якоб повернулся к младшему брату. Тот растерянно смотрел на толкотню.
– Надо уходить! – проревел Якоб сквозь шум. – Быстро! Иначе станем следующими!
– Но… но… отец… – пролепетал Бартоломей. – Надо… помочь ему…
– Бартоломей, очнись, черт тебя побери! Отец мертв, как ты не понимаешь? Теперь свою шкуру надо спасать. Давай, пошли!
Якоб потащил застывшего от страха брата прочь от костра, как вдруг за спиной раздался истошный вопль:
– Его выродки деру дали! Держи их, держи!
Якоб бросил взгляд через плечо и увидел, как за ними по заснеженной дороге ринулась толпа детей и подростков. Впереди мчался сын пекаря Михаэль Бертхольд, которого Якоб всего пару недель назад крепко поколотил. Теперь тощий и хилый мальчишка получил наконец возможность поквитаться.
– Держи их! Держи их! – вопил он, размахивая поленом из костра.
Якоб не сомневался, что Михаэль, если сумеет, размозжит ему этим поленом голову. Случай представился удобный – после всего,