к нам в гости приходит сосед. Глядя на нашу землянку, он озабоченно цокает языком и помогает моему старику выровнять дверь или подправить крышу. На меня сосед бросает странные взгляды, будто ждет, что я взлечу в небо или отчебучу еще что-нибудь в этом роде.
Я не понимаю его взглядов, но стараюсь не обращать на них внимание. Задавать вопросы бесполезно, на них все равно никто не ответит.
Перед уходом сосед отводит старика в сторону и заводит разговор, который тоже кажется мне непонятным.
– Что же ты, Митрий, к морю ходил?
– Ходил.
– Рыбу видал?
– А как же. Целую плетушку окуней принес.
– Да я не про эту рыбу, а про ту, блестящую… Видал?
– Нет. К чему мне она?
– Ну как же! Кликнул бы ее, поклонился в пояс и попросил вернуть все, как было.
– Так она и вернула, Федь. Все, как и было – и землянку, и даже наше старое разбитое корыто.
– Да разве ж я говорю про корыто, Митрий? Пусть бы она разум твоей старухе вернула! Посмотри на нее – не баба, а курица малахольная. Сидит, как истукан, слова лишнего не скажет.
– Ты, Федор, за языком-то следи. И на жену мою не наговаривай, разум ее при ней остался. Рыбка забрала только свое, чужого брать не стала.
– Но ведь твоя старуха ничего не помнит! Ни про избу, ни про царство…
– Я думаю, она об этом забыла сама – от потрясения и обиды. Но знаешь, я этому даже рад. Так ладно, как теперь, мы не жили даже после свадьбы.
– Эх, Митрий! То ли ты дурак, то ли святой. Если б моя баба этакую петрушку учудила, я б ей все косы по волоску выдернул. Или кнутом отходил. А ты…
– А я не ты, Федя. И старуха моя, к счастью, не твоя баба. Моя жена – не твоя забота. За своей следи, понял? А вообще, Федька, дурак – это ты. Мы с Марфой раньше как жили? Хоть и в бедности, зато в мире и согласии. А потом она ворчать начала – и то ей не так, и сё не этак. Не житье началось, а мука адская. Рыбка-то, откупаясь за то, что я ее в море отпустил, сразу смекнула, что мне нужно. Не изба и не корыто, а чтоб жена перестала браниться и снова начала радоваться простым вещам. И знаешь, Федя, если ей для этого нужно было стать царицей, а потом вернуться в нашу землянку, значит, вся эта история была не напрасной.
Сосед в ответ на эти слова пожимает плечами и машет рукой – мол, что с тебя, старого дурака, взять. А затем берет свою шапку и уходит восвояси.
Старик же до самого вечера молчит и тихонько вздыхает. Ночью он долго ворочается на лежанке, потом встает и выходит из землянки на воздух. Через приоткрытую дверь видно, как он садится на старый обтесанный камень и смотрит в сторону моря. Я тоже встаю и осторожно наблюдаю за ним из-за деревянной створки.
Иногда муж что-то говорит. Слов с такого расстояния не разобрать, да я и не пытаюсь. Просто смотрю на его худые плечи, тонкую шею и растрепанные седые волосы, которые озорник-ветер раздувает, как ниточки паутины. Время от времени ветер доносит до меня тихие слова моего дорогого старика:
– Спасибо тебе, государыня рыбка…
Красный миддлемист
Сад