хочется сварганить этакий легковесный, шаловливый сюжетец с порханием, в дозволенных пределах и рамках, действующих лиц. В таком случае музыка должна носить весёленький, я бы даже сказал – несколько вульгарный характер. Это что-то из «Парижской жизни» и «Прекрасной Елены» Оффенбаха или «Летучей мыши» с «Цыганским бароном» Иоганна Штрауса. Не обходится и без «Фиалок Монмартра» Имре Кальмана.
Если же необходима тема полновесная, с драматической развязкой, то тут уже в ход вступает тяжёлая артиллерия. Это – Вагнер с его «Лоэнгрином», или Бах с органной мессой «си минор». Не говорю уже о Джузеппе Верди, Сибелиусе и Шарле Гуно с его одноименной оперой «Фауст».
Вот тот довольно не полный перечень музыкальных произведений в деле создания высокохудожественных литературных произведений.
Одновременно с мельканием того или иного сюжета правая рука моя, сжимающая «Паркер», бессознательно, спонтанно вычерчивает на листе формата А4 полный текст произведения. Жена только успевает подсовывать мне листы чистой бумаги. Так что когда я выхожу из транса, оно уже готово во всей своей красе и привлекательности. И не одной ошибки, ни грамматической, ни орфографической. Это уже что-то, я вам скажу.
Случается и такое, что иной раз просидишь вот таким вот образом, в подобном состоянии, с утра до вечера, без обеда и ужина. Жене остаётся только перенести тебя в постель и уложить спать. Искусство требует жертв.
Так вот, сегодня мой слух услаждается звуками «Траурно-триумфальной симфонии» Берлиоза. Хочу написать в «Женский журнал» обширную статью о бракоразводных процессах в эпоху пещерного периода. Это не только «дубинкой по башке», как думают некоторые, но и душевные переживания с отягчающими обстоятельствами. Всё, отключаюсь и начинаю ощущать локализацию мыслей в нижней, периферийной области туловища.
3.
Из состояния отрешённого равновесия вывожусь протяжным воем сирены. Встрепенулся, огляделся, сосредоточился. Ещё светло. На столе готовая рукопись, уложена в аккуратную стопку. Бегло просматриваю, остался доволен.
В ожидании визита гостей, как говорится, занавески, шторы, гардины раздвинуты, с картин снята кисея.
Звонок в дверь. А вот и первые ласточки: бабушки-старушки Софья Никитична с Марь Палной. Бодрые такие, молодые пенсионерки с десятилетним стажем.
– Вы как всегда великолепны и восхитительны, – слукавил я, – словно две наяды, похожие друг на друга, как три капли воды.
Единственное, чем они были схожи, так это возрастом и ростом. Лица посетительниц зарделись от удовольствия. Глаза, в которых застыл знак вопроса, ярко вспыхнули шаловливыми искорками. Препроводив посетительниц в глубину гостиной, поспешил на новый звонок. Пришла Леночка Восьмиглазова, блондинистая брунэтка с отталкивающей красотой.
– Ах! Ужель это вы? – воскликнул я, зажмурив глаза и прикрыв их тыльной