кругов сделал Сапожков, никто уже не подсчитывал. Если бы в этот момент за действиями друзей наблюдал совершенно посторонний человек, то его взору предстала бы до невероятности странная картина: здоровенный малый, с болтающимися во все стороны ушами зимней шапки и развивающимися на ветру полами халата, огромными прыжками скакал на задворках дома по большому кругу на какой-то палке, восседая на ней, словно Баба-Яга на помеле, торопясь на свидание с Кощеем-Бессмертным; следом, не отставая, мчалась огромная собака, пытавшаяся ухватить скачущего за штанину или полу халата; еле поспевая за ними, по малому кругу, сновали двое ребят, призывая собаку опомниться, от бессилия своего бросая в неё шапки и комья снега.
– Одно из двух – промелькнуло на какое-то мгновение в Митькином сознании, – или я разобьюсь вдребезги, и меня похоронят с музыкой, или же Альфа бросится под моего «Кенгуру» и я проткну её насквозь концом снаряда, или, попросту говоря, придавлю при падении.
И он решился на отчаянный шаг. Выйдя на очередной круг, и набрав максимальную скорость, оставив при этом собаку далеко позади, Сапожков по прямой помчался в сторону полутораметрового забора, смотревшего на большой пустырь. В конце последнего прыжка Митька, что было мочи, спружинил свой аппарат, а затем изо всех сил оттолкнувшись им от земли, взмыл высоко над забором, успев в последний момент оттолкнуть «Кенгуру» в сторону, который, недовольно поскрипывая пружиной, перевернулся в воздухе несколько раз, гулко лязгнул о нижнюю перекладину забора и затих, утонув в снегу.
Великолепную дугу Сапожков описывал молча, с растопыренными конечностями, на манер Волка из мультика «Ну, погоди!»
– … Ой!.. – дико взвизгнула какая-то невысокая, упитанная тётка, проходившая в это время по протоптанной невдалеке от забора тропинке, и испуганно шарахнулась в сторону, выронив от неожиданности из рук две полные продовольственные сумки. Раздался приглушённый звук битого стекла.
Митьке жутко повезло: угодил он прямо в огромный сугроб, метрах в четырёх от забора, по другую сторону тропинки, пропахав в нём и за его пределами длинную взлётно-посадочную полосу.
– Господи Иесуси!.. Сохрани и помилуй!.. – быстро и мелко перекрестилась женщина, вытаращив глаза. – Ты откуда?!..
Поднявшись с земли, отряхиваясь, и ещё не успев овладеть даром речи, Сапожков неуверенно повёл головой из стороны в сторону и возвёл глаза к небу, будто воздавая ему должное за то, что остался цел и невредим.
– Врё-ё-ёшь! – чуть ли не шёпотом пролепетала тётка, по-своему истолковав непроизвольное Митькино движение.
– Это вы о чём, тётенька? – спросил он её, всё ещё стряхивая с себя снег и поднимая с земли шапку.
– Как – о чём? Ну, … что ты… оттуда! – Она в нерешительности ткнула пальцем в область небесной сферы.
– А-а-а, – промямлил Митя, до которого, по-видимому, ещё не полностью доходил смысл слов собеседницы. –