глаза, чтобы не выдать себя злобным сверканием взгляда, но складка рта и наклон лба бывают красноречивее слов и глаз. К концу пяти минут гражданской скорби изо ртов пошел пар: автобус окончательно остыл.
Так мы проводили эпоху.
Потом мотор зарычал, заработал, заструилось слабое тепло, и мы быстро доехали до клиники и разбрелись каждый по своим горестным делам.
Счастьё
В 1986 году стало можно ездить куда хочешь, и я, не веря своему счастью, поехала с мужем в Грецию. На пароходе.
Ужасы, сопровождавшие получение паспорта и выездной визы, не поддаются описанию, так как были вытеснены по Фрейду и несколько забылись. Так, отдельные эпизоды остались в памяти.
Чтобы получить выездную визу, надо было напечатать на машинке подробнейшую анкету. В ней требовалось указать не только когда ты родился и женился, но осветить весь свой трудовой путь. Расписать свою трудовую книжку. А трудовая книжка у меня была своеобразная, так как я в сентябре нанималась на работу, а в июне с нее увольнялась, потому что уезжала с детьми на дачу. Работа же была одна и та же: я работала младшим редактором в издательстве Восточной литературы (да, оно длиннее называлось), но так как все ставки младших редакторов были заняты, я называлась корректором и получала 103 рубля.
Так что трудовая книжка рисовала портрет дерганого корректора, который то берется за работу, то бросает ее, то снова кидается на работу, то снова не желает трудиться, то туда, то сюда, то вот опять, то – нет, не могу. Не удивительно, что злобная тетка, капитан КГБ, пристально смотрела на анкету, прожигая ее глазами, – как-то ей неясно было, в чем тут закавыка, но она вот прямо чуяла крамолу.
Также в анкете необходимо было указать все дни рождения всех братьев и сестер (а их у меня было шестеро), все даты и учреждения, в которых они когда-либо обучались и работали, с точным развернутым названием этих учреждений (Ленинградский Государственный Университет имени А. А. Жданова, Государственный Оптический Институт имени С. И. Вавилова и прочие глупости).
А если кто-то умер, то изволь сообщить, на каком кладбище похоронен, ряд и номер могилы. Потому что социализм – это учет.
Все эти ненужные сведения необходимо было напечатать на машинке в двух, кажется, экземплярах (а чё так мало?) без единой помарки. Если ты допустил опечатку – начинай сначала. Замазывать белилкой нельзя! Потому что кто знает, какие шпионские сведения ты пытаешься прикрыть белилкой? Кому сигналы подаешь?!
Наконец, испортив кучу бумаги, я напечатала эти анкеты, с длинной историей своего несуществующего корректорства, с обнажившимися подробностями жизни братьев и сестер, с именами и датами. Все было вроде чистенько и аккуратненько.
А мы ехали в Афины к тете мужа, и звали тетю Ифигения. Женщина-капитан сразу это возненавидела. Спрашивает сквозь зубы: «Так… А что это у вас за тетя