скользит взглядом, а дальше начинает пожирать глазами Джейн. Ее взор скромно опущен в землю; его же взгляд прыгает, словно рыба, готовая попасться на крючок.
– Что за прекрасная ткань! – говорю я и легонько провожу пальцем вверх по его винно-красному рукаву, чтобы он обратил внимание и на меня.
– Gracias[5], – бросает он, едва взглянув в мою сторону.
Похоже, Джейн Дормер совершенно очаровала испанца: когда она наконец поднимает на него ласковые карие глаза – смотрит так, словно никакая сила его от нее не оторвет. Приходится признать: это состязание я проиграла. Но я охотно уступлю Джейн: она такая лапочка!
– Ви позволить мне себе… себя пре-до-ставить?
Эту английскую фразу он выдавливает с таким трудом, что я едва сдерживаю смех. Но Джейн, воплощенное самообладание, смотрит спокойно и серьезно, и отвечает без тени насмешки:
– С превеликим удовольствием.
– Гомес Суарес, граф Фериа, – сообщает он с новым, еще более глубоким поклоном.
Джейн, похоже, поражена до потери речи тем, что ею заинтересовался испанский граф, так что я прогоняю с лица усмешку и бросаюсь ей на помощь:
– Милорд, это Джейн Дормер, а я леди Кэтрин Грей.
– Жэ-ейн Дор-ма… – повторяет он, и я, не удержавшись, фыркаю. Граф едва ли замечает мою невежливость – он смотрит на Джейн так, словно ему явилась Пресвятая Дева. – Delectata![6] – продолжает он по-латыни.
– Ego etiam[7], – отвечает она.
Вот когда я жалею, что не уделяла должного внимания латыни! Старая няня, когда заставала меня над тетрадками в слезах от того, что даже малышка Мэри умнее меня, всегда приговаривала: «Ничего, милая, ты у нас такая красавица, что можешь не тревожиться обо всем остальном!».
– Si vis, nos ignosce, serae sumus[8], – добавляет Джейн и берет меня за руку, чтобы уйти.
– Vos apud nuptias videbo[9], – отвечает Фериа. Единственное понятное мне слово – «nuptias»; оно означает «свадьба».
Когда мы входим в коридор, я подталкиваю Джейн локтем и шепчу:
– Кажется, ты кому-то приглянулась!
– Не одной же тебе всех очаровывать, – смущенно улыбнувшись, отвечает она.
– Нет-нет, этот точно твой!
Джейн понимает: я хочу, чтобы меня желали все вокруг. Это сильнее меня. К тому же помогает отвлекаться и забывать… обо всем, о чем хочу забыть. Я обращаюсь мыслями к Гарри Герберту, с радостным возбуждением от того, что скоро его увижу. Он где-то среди англичан, сопровождающих Филиппа Испанского. Хорошо, что я упросила Магдален Дакр одолжить мне туфли на деревянной подошве, в которых кажусь выше ростом! Она говорит, в них невозможно ходить: но я все утро расхаживала взад-вперед по коридору, привыкла к толстым подошвам и, кажется, неплохо с ними справляюсь. «Гарри Герберт, Гарри Герберт, Гарри Герберт…», – шепчу я на бегу, устремляясь в покои младших фрейлин, чтобы переодеться.
Когда я, торопливо поправляя чепец на голове, вхожу в покои