то за уклонение от любой внеклассной работы, а вот с мамой моей у них контакт был хороший: та и председателем родительского комитета успела побывать, и отец опять же был из контингента – то есть птицей сравнительно блатного полета. Так что до разговора с мамой Любовриска решила скандала не раздувать, вот и вызвала ее на конфиденциальную беседу в школу. Так мол и так, дочка, похоже, у вас загуляла, вещественные доказательства и свидетельства потерпевших имеются.
– Погоди, ты говоришь, завуч – это что же получается – Маня, не смейся!
– Да нет, не волнуйся, с Любоврисой у меня романа так и не случилось. Ее даже я не смогла бы соблазнить – такой синий чулок совковой закалки, единственная любовь всей жизни – Пуня, вреднющее лысеющее существо. Я сама-то не видела, расссказывали наши примерные девочки-мальчики, которых классная приглашала изредка на чай: без покусанных щиколоток не уходил никто. Вот Пуню она обожала, пол-урока могла на нее убить, чем всякие подлизы с первой парты и пользовались: – (приторным голосом) А я, Любовь Бориссна, вчера на улице видела пекинесика и сразу подумала, ну прямо как Пуня, только Пунечка красивее… – (еще более противным голосом) Ой, девочки, не напоминайте мне про Пуню, она вчера такое отчебучила, просто уму непостижимо… – И пошло-поехало, но оно было, конечно, и к лучшему, так как после того случая с записками мне от Любоврисы на уроках доставалось порядочно, так что пусть уж лучше Пуня. Тем более пристойного уровня истории от нее все равно было не дождаться, все по параграфам, ответили параграфы, конспектируем призраков коммунизма – и не спрашивай.
– А с мамой-то чем кончилось?
– С какой еще мамой?
– Оль, не придуривайся, вертай назад, к вызову в школу родительницы. Ривайнд, – Маня жмет на воображаемую кнопку на индюшке, которую как раз помогает фаршировать.
– Ну, не знаю я, что там конкретно происходило, но исходя из последующей реакции мамы, уже дома, можно было понять, что она решила винить во всем недостаточный школьный надзор, поскольку ребенок уже считай взрослый, большую часть времени проводит в школе, родители заняты, у самой еще и дите на руках, а с ней всегда были трудности, но она-то надеялась, что уж школа ее научит уму-разуму, а у них там, оказывается, царит, сказать стыдно, что, и она в этом во всем, нет, не то чтобы ее это удивляло, при такой наследственности в первую очередь, ну и тихий омут этот вечный опять же, ясно, кто там водится… Из чего было – или потом стало – ясно, что она дала Любоврисе карт-бланш: воспитывайте ее теперь получше, с ней мы дома поговорим, разумеется, будем следить-блюсти, но вообще-то это ваше дело, а семья тут ни при чем. То есть сам факт она сомнению не подвергала, и вот это меня, конечно, выбило из колеи. И отец туда же – стоит, не знает, куда глаза девать. Что как раз неудивительно, для него мама всегда была божеством – тоже, кстати, у нас наследственное. Так что надо,