Должны были склонить головы, выдать зачинщиков и вытерпеть наказание, если уж не могли смириться! Молча! А они воевать затеяли! Сепаратисты поганые! Твари! И нас потом еще смели обвинять, что мы, мол, их баб и щенков давим! А так и надо, раз посмели не принимать украинство! Мы бы их раздавили, но прилетели… эти… А теперь даже слова поперек не скажи… Меня… Меня…
– Что? – подался вперед Семен Георгиевич.
– В черный список внесли… – зарыдала уже в голос Анна Степановна. – Вчера попыталась сходить через телепорт в Тернополь, к сестре… Не позволили… Сказали, что для людей из черного списка это запрещено… Я в канцелярию пошла, узнать, что ж я такого страшного сделала… А там…
Она буквально завыла от обиды и отчаяния, вспоминая, с каким презрением и даже брезгливостью говорил с ней имперский инспектор. Как выяснилось, ее давно стертые посты 2014-го года где-то сохранились, и учительнице обществоведения их предъявили. И тот, где она среди других радовалась жареным колорадам в Одессе. И тот, в котором писала, что ой как смешно, самке колорада ножку оторвало, и поддерживала это, говоря, что это кондиционер взорвался. И тот, в котором смеялась над погибшей вместе с дочерью горловской мадонной. Но ведь все ее единомышленники, все, кто был за Украину, так писали! Она же не убивала сама! Не обстреливала! Только поддерживала действия армии своей страны в социальных сетях! Так за что же ее в черный список внесли?! И почему говорят с ней с таким отвращением, словно видят перед собой не человека, а кусок дерьма?! Это же неправильно! Больнее всего ударил запрет на использование имперской медицины, опережающей местную на столетия. А тут еще этот ватник хвастается, что его исцелили! Еще и омолодят, сволочь такую, потом. Как жаль, что в свое время не донесла на него в СБУ, своим притворялся, говорил только по-украински, даже «Слава Украине» кричал, когда на улице попадался бандеровцам.
Учителя смотрели на свидомую коллегу с не меньшей брезгливостью, чем имперцы, они знали, что она сволочь, но не подозревали, что настолько. Радоваться страшной гибели людей в огне? Людей, которые всего лишь не принимали гнусную идею украинства? Оправдывать жестокое убийство женщины и ребенка? Смеяться над умирающим, истекающим кровью человеком? Это кем надо быть? По меньшей мере, чудовищем в человечьем обличье. Леночка Ивановна не выдержала и высказала Анне Степановне все это в лицо. Та молча выслушала, не вытирая слез, затем глухо сказала:
– Чудовищем, говорите? А вы, будто, не радовались, когда имперцы перебили молодых ребят, вся вина которых была в том, что они любили свою страну и свой язык. Да, они убивали врагов, но так и надо! Так чем же вы отличаетесь от меня?
– Всем, – ответил Семен Георгиевич. – Мы радовались избавлению от власти нацистов, а не гибели конкретных людей. Вы же именно чудовище, вы смеялись над смертью матери с ребенком, которые ни вам, ни вашей Украине ничего плохого не сделали.
– А,