разочарованием и обидой узнал Саша, зубы человека походят не на зубы красивого и благородного хищника (к примеру, льва, тигра или, на худой конец, волка), а на зубы поедателя насекомых… Саша представил себя размалывающим зубами таракана или муху, и ему стало тошно, хотя при этом он и не мог не отметить, что размолоть таракана человечьими зубами будет не в пример удобней, чем, скажем, львиными… Но вот разрывать жертву на части львиными зубами, конечно, удобней…
– Но ведь и об этом мы, строго говоря, не можем говорить, – продолжал рассуждать Оболенский. – Ведь никто не знает, что же на самом деле есть в действительности… Сколько было за последнее время всяких сенсационных сообщений, которые на самом деле оказывались лишь попытками спекулировать на теме…
– Да, здесь я с вами полностью согласен, – проговорил профессор Шахматов.
5
Кожедуб и сам не мог понять, когда это произошло, но вдруг с каким-то болезненным чувством признался себе, что с какого-то момента начал испытывать совершенно необъяснимое, но постоянно усиливавшееся чувство тревоги.
Он по-прежнему был на месте убийства, хотя собственное пребывание здесь казалось ему если и не совершенно бесполезным, то в значительной степени испорченным непрерывной болтовней Бухенвальда, не отходившего ни на шаг. Норицын был влиятельным депутатом, руководителем фракции, и, конечно же, как сотрудник парламентского агентства расследований, Кожедуб не мог просто так взять и не обращать не него внимания. У Жоры была собственная совершенно очевидная цель: подтолкнуть САГЕН к вполне определенному направлению расследования. Кожедуб знал, что с раннего утра, с того момента, как Апельсин был найден мертвым у себя на вилле, на руководителей САГЕН оказывается серьезное давление со стороны фракции Бухенвальда.
Кожедуб не был впечатлительным человеком, повышенной эмоциональностью не отличался, и потому собственная теперешняя нервозность оказалась для него неприятным сюрпризом. И связана она была вовсе не с Жорой…
«Однако! А все-таки есть в этих Апельсинах и Мандаринах что-то эдакое: чуждое, запредельное. Когда с ним сталкиваешься, оно исподволь, но вполне ощутимо напрягает психику!» – подумал он.
Сделал еще несколько шагов прочь от подъезда и, наконец, зажег сигарету. Слава богу, Бухенвальд не курил, и Кожедубу под предлогом того, что неудобно курить в доме некурившего покойного, удалось сбежать от его назойливого общества на улицу. К тому же в доме работала следственная бригада…
Как это ни странно, но Кожедуб до сих пор близко не сталкивался с обладателями фруктовых фамилий. В САГЕН таких не было: во-первых, их бы никто туда не принял, хотя никакого закона, запрещающего делать это или, наоборот, позволявшего не делать этого, не существовало, а во-вторых, и это, пожалуй, было главным, они бы сами ни за что