с чем-то в семнадцати городах России – то есть в деле были задействованы чуть больше тридцати Звёздочек. Это в одной из самых масштабных наших акциях. Хорошо, какая-то часть недоукомплектована, небоеспособна, не имеет достаточно оружия – это случается часто. Кто-то не смог выступить в силу других причин – чёрт его знает, какими они могут быть. Пусть таких подразделений столько же, штук тридцать. Итого шестьдесят Звёздочек, триста солдат. Плюс Звеньевые, Комиссары, члены Политбюро – может быть, человек пятьдесят. В сумме где-то триста пятьдесят членов. Хотя я могу и ошибаться. Может быть, у нас имеются и не только военные подразделения, но и какие-нибудь аналитические, информационные, стратегического планирования или ещё что-то в этом духе. Должны же наши руководители подходить к организации инфраструктуры Сопротивления серьёзно.
Да, нас немного, если рассчитывать на что-то более значимое: захват военных объектов или правительственных зданий. А в то же время и немало, потому что солдат КОРКИ – это вам не зачморенный дебил, именуемый «защитником Отечества» и считающий дни до дембеля в зонах-гарнизонах. Каким и я был когда-то. Солдат КОРКИ – это фанатик в лучшем смысле слова, он будет сражаться до последнего. Если он попал сюда – значит, на то в его жизни возникли весьма и весьма веские основания.
Я в некотором смысле являлся потенциально опасным для Комитета индивидом. В том плане, что вопреки всем правилам и инструкциям знал пару человек из более высоких ярусов. Один из них, Брынза, был Звеньевым над нашей Звёздочкой. Ну, и над какими-то ещё. По идее, он должен был контактировать только с нашим командиром, Гарибальди. Но на практике получилось так, что порой он выходил на связь и со мной. По инструкциям нигде не проживёшь, жизнь требовала нестандартных ходов для эффективного функционирования подразделений, но в случае провала (хотя бы и моего), ниточка через Брынзу могла потянуться очень далеко. Я, конечно, никогда бы не допустил этого, голыми б руками себе шею сломал, но полностью исключать вероятность провала нельзя.
Оставалось лишь надеяться, что взятый живым боец не контактировал со Звеньевыми, ну, и ни с кем выше. Оставалось надеяться, что он окажется стойким и никого не выдаст.
Имелся ещё один человек в Комитете, которого я знал. Очень высокий человек – не много, не мало, а член Политбюро. Настоящая его партийная кликуха была мне не ведома, а звал я его про себя Одиноким. О моём существовании он совершенно определённо был осведомлён, они там всё о нас знают, но лично мы не общались. Однако при случае – который, я надеюсь, никогда не наступит – я мог с ним связаться и был уверен, что он пойдёт на контакт, потому что имелось нечто, что неким образом связывало нас вне Комитета.
Впрочем, не стоит об этом…
«Эмиграция в СССР, – мелькнул в интернете рекламный баннер. – Звони».
Всегда напрягался, когда встречал подобную