Хикса, использовать SWOT-данные и анализировать модель IS-LM, но всё это оказалось совершенно бесполезно в жизни. Начав работать, она пасовала перед самыми простыми задачами – не имела понятия о том, чем отличается ПБОЮЛ от ИП и как оформлять отчисления в пенсионный фонд, не знала как пользоваться налоговым законодательством, не могла составить даже простейшую ведомость на зарплату. Всему этому пришлось учиться по ходу дела, и было это трудно, долго, унизительно. Но даже теперь, после семи лет работы, у неё не было никаких систематических, универсальных знаний, и перейди она в другую компанию, ей пришлось бы заново и также мучительно подстраиваться под новые условия. Конечно, всегда можно снова пойти учиться, но выйдет ли из этого толк? На это она могла решиться лет десять назад, но теперь она уже знала себя, знала, что она не энергичная, не коммуникабельная, не имеет особых талантов, и вряд ли сможет добиться больших успехов.
А любовь… Много её было в жизни, особенно в ранней розовой молодости, когда отношения заводились так просто и были так легки и воздушны… Но всё это давно в прошлом, и вспоминая теперь то время, Елена уже не различает бывших с ней мужчин, не помнит их лиц, глаз, голосов. В её воображении они давно стали неким собирательным образом, в котором преобладает нечто животное, грязное, постылое, и который до раздражения неприятен ей. Живя с Сошниковым, Елена ни разу не задавалась вопросом о том, любит ли она его. Вообще подобные мысли, по её мнению, могут занимать только наивных юных девочек. Сама она давно перестала искать в отношениях с мужчинами какую-либо романтику. Они представляются ей запутанным клубком противоречивых выводов, взглядов и ощущений, в котором, несмотря на бесчисленное множество психологических вариаций, всё понятно, рутинно, и уже не может быть для неё ничего нового и волнующего.
Сошникову, с которым она начала встречаться около двух лет назад, немного за сорок. В его внешности как-то особенно настойчиво обозначилось отсутствие породы, так что при взгляде на него на ум невольно приходит сравнение с дворнягой. Грудь у него впалая как у дистрофика, руки непропорционально длинны и усеяны чёрным и жёстким как щетина волосом, а тонкие ноги с крупными и круглыми коленями, вогнуты вовнутрь, образуя букву «Х». Карие глаза на сером, словно посыпанном пеплом лице блестят по-совиному, и все движения у него тоже совиные – резкие, угловатые, внезапные. Он, должно быть, компенсирует свою внешнюю непривлекательность этой резкостью, подобно тому как некоторые низкорослые люди тянут носок при ходьбе, чтобы казаться выше. Ему очень хочется выглядеть сильным и самоуверенным, но в манерах его нет вальяжности и простоты, свойственных по-настоящему сильным людям, а есть что-то нервное, воспалённое и нахохленное, словно он боится, что его вот-вот ударят или оскорбят. Глядя на Сошникова, Елена в самом деле часто представляет себе, как его оскорбляет кто-то