стремясь рассыпаться на пол. Стремления юноши удержать от бесповоротного падения (во всех смыслах этого слова) хватило на десяток секунд, после чего он, рысью помчался вниз, бросив обессиленную избранницу на произвол отцовской кары.
– Оденься – и домой. – мужчина негромко наказал своей горе-наследнице и удалился в квартиру.
Тишина голоса Ростислава еще больше запутала Надю, за каких-то пару минут успевшую измучиться вопросом своего дальнейшего существования. «Уж лучше бы закричал», – рассчитывала она.
Собрав ошметки ощущения своей материализованности, огорошенная девушка двинулась на непослушных, будто чужих, ногах следом за отцом, попутно приводя свою одежду в надлежащий вид.
Беспрецедентность произошедшего эпизода и растущая от неизвестности исхода паника в сознании Нади делали ее – в ее же глазах – приговоренным, идущим на плаху, совершившим непростительное преступление врагом государства.
«Сказать клишировано? Что это не то, о чем он подумал?» – она искала оправдания, стараясь выдать имеющуюся ситуацию за чистой воды случайность. «Лучшая защита – нападение. Но чем я могу его задеть?» – Надя сразу же откинула подобный вариант, не желая полностью рушить уже подорванные отношения с родителем. «Что будет сейчас и как жить дальше? Как мне все исправить? Наверно, я во всем ему сознаюсь, самой станет легче.» – осознанность поступка иголкой пробилась через стог сумбурных, спутанных оправданий.
В будущем однозначно пришлось бы посвятить отца в свои желания, поведать ему о различиях идеологий, о выборе каждого человека. Тем более, Надя чувствовала даже не вину перед ним, а разочарование от факта их с Олегом обнаружения.
«Да, он бы точно обо всем узнал, но лучше бы от меня! Не такой ценой!» – Досадовала девушка на стечение обстоятельств.
Внутри квартиры было так тихо, что Надя слышала, как кровь бежит по головным ее сосудам. Она сняла босоножки, скинула на прихожую сумочку и, скрестив пальцы, неспешно последовала к дальней комнате-кабинету отца по длинному коридору, сейчас особенно похожему на тоннель. В точке Б, ознаменовавшей окончание внутриквартирного маршрута девушку не ожидало ни наказание, ни его исполнитель. Тишина оглушала ее сильнее городского шума и криков посетителей концертных залов, и к горлу подступил ком, величина которого не позволяла даже проглотить слюну неуемного волнения. «Наверное, в гостиной», – предугадывала Надя местоположение ожидающего ее отца и неспешно туда отправилась.
Посреди украшенной дорогими эксклюзивными картинами, чучелами редких животных, фотографиями с небезызвестными личностями, застыв на широком кожаном диване, отец смотрел строго перед собой и в никуда одновременно.
– Пап, – Надя пыталась окликнуть отца, но могучий ком в горле позволил выйти одному лишь воздуху.
– То, что хочешь сказать, не имеет смысла, – Ростислав заговорил, опережая желавшую объясниться дочь. – Я вложил в тебя душу, а ты в нее смачно