Девочка-лиса. Мария Грюнд

пятно.

      Бернард ставит видео на паузу.

      – Довольна?

      Ее душат эмоции. Санна едва может здраво мыслить. Мозг работает как двухтактный мотор. К спертому воздуху в комнате примешивается что-то еще. Ощущение, что только что увиденное ими на экране ей почему-то знакомо.

      – Вот же черт, –  выдавливает Эйр.

      – Теперь мы, по крайней мере, знаем, что шнурок у нее в волосах от этой маски и что она сама приехала к карьеру на велосипеде, –  со вздохом произносит Бернард. –  Что ж, оставим это и перейдем к тому, чем и должны сейчас заниматься.

      Санна ничего не отвечает. На экране застыл кадр с невесомым телом девочки на поверхности воды. Картина невероятного уныния. Но есть там что-то еще, что-то неуловимое. Она пытается освободиться от этого ощущения, упорядочить мысли, но они спутываются и туманятся.

      – Вот же черт, как это все грустно, –  говорит Эйр.

      Бернард поднимается с места и собирается уходить.

      – Да уж, что может заставить молоденькую девчонку сотворить с собой такую глупость?

      – А что ее от этого останавливает? –  шепотом парирует Эйр.

      Санна не слышит их, она склоняется к ноутбуку и начинает прокручивать запись назад. Дойдя до момента, где Мия натягивает на лицо маску, она останавливается.

      – Что ты делаешь? –  удивляется Эйр.

      – Можно увеличить картинку?

      Бернард склоняется над ней и показывает, как это сделать. Она нетерпеливо оттесняет его в сторону и регулирует размер и резкость, пока на экране не остается только изображение девочки.

      – И что это за фигня? –  спрашивает Эйр.

      Осознание пронзает, как молния, хаос в голове рассеивается. Санна внимательно смотрит на экран. Она видит не Мию Аскар. Перед ней девочка-лиса. Она видела ее прежде. На стене в длинном узком коридоре, которому, казалось, не было конца.

9.

      Дом Мари-Луиз и Франка огорожен широкой сине-белой лентой, которая дрожит на ветру. Молодой полицейский в форме стоит за ограждением и сонно наблюдает за проезжающими машинами, велосипедистами и прохожими, пока Санна возится с замком на входной двери. Похоже, за ночь он замерз. Эйр нетерпеливо трясется от холода, стоя рядом с ней, и читает открытку, прикрепленную к букету, который кто-то оставил на ступеньках.

      – На хрена писать «прощай», когда кто-то умер? Они уже умерли, какое может быть прощание?

      В гостиной все так же, как было перед их уходом, только нет самой Мари-Луиз, пледа и нескольких подушек. Единственное бросающееся в глаза напоминание о случившемся –  большое черное пятно засохшей крови на диване. Оно широко расползается, как паук, чьи лапки свисают вниз к полу и ползут прочь по дорогому ковру.