глупыми русалками зеленокосыми
над карлицами земноводными
что так и не любили
а за лесами а за плесами
олени затрубили
люблю тоскливый этот гомон —
стук падалиц в садах не струшенных
хруст листьев под ногами
лист за листом из кроны точно струйка
листья все чаще
поезд все громче
жизни все меньше
Automne malade
Знак
Осени знак, твою власть признаю, и
любы плоды, за цветы и гроша я не дам.
Как я жалею все, что раздал, поцелуи,
голый орешник так плачется буйным ветрам.
Осень, ты мыслей моих стала вечной порою.
Прежних любовниц ладони, выстелив землю, лежат.
Смертная тень, как жена, всюду бродит за мною,
голуби в небо летят напоследок, и гаснет закат.
Signe
«оглянись если хватит отваги…»
оглянись если хватит отваги
трупы дней вдоль дороги
плачу по ним
одни в Италии гниют в церквах
или в крошечных рощах лимонов
где цвет и плод все сразу
в какую хочешь пору
а другие плакали умирая в кабаках
где мулатка изобретала поэзию
и грозди огненных цветов
кружили в ее глазах
еще и теперь электрические розы
разворачиваются в саду моей памяти
J’ai eu le courage de regarder en arriere
Отели
Комнаты-вдовы.
– Мсье поживет?
Там все готово.
Деньги вперед.
Будто боятся,
кто удерет.
Для постояльца
тут не курорт.
С улицы грохот,
сосед – дурак,
света крохи,
смердит табак.
Привыкнуть не смог я.
Да, интерьер…
Стул кривоногий —
стиль Ля Вальер[1].
Этот в Валлоне
отель под вечер,
что в Вавилоне
смешенье наречий.
Двери замкнули,
ночь настает.
Думает в улье
всяк про свое.
Hotels
Анна
в Техасе у моря между Мобайлем и Галвеcтоном
есть усыпанный розами сад
а в нем вилла ее фасад
кажется прекрасным бутоном
часто женщина в этом саду
одиноко гуляет по кругу
и когда по дороге домой я иду
мы глядим друг на друга
она точно из квакеров
у нее розы не распускаются и без пуговиц платье
на своем пиджаке никогда всех не мог насчитать я
значит верим мы с ней одинаково
Annie
«Любил ее Да будь ты дура…»
Любил ее Да будь ты дура
неладна с кучею красот
Ждал – Беатриче иль Лаура
любовь и слава Идиот
тебе не лавров а микстуры
«ну мое сердце мужчины…»
ну мое сердце мужчины
лампа уж гаснет долей туда крови
жизнью