сумма грела ей карман и руку, которую она из этого кармана не вынимала, Лиза решительно подошла к скучающему продавцу и попросила примерить один из самых дорогих наборов. Несколько обескураженная цветом и ценой выбранного товара, молоденькая продавщица с профессиональной небрежностью достала нужный размер и спросила, косясь на ярко-красный комплект:
– Это вы для себя? Мерять будете? – и на всякий случай уточнила цену.
– Буду, – с готовностью ответила Лиза. – Обязательно буду.
Продавец проводила её до кабинки и ушла, а Лиза начала медленно раздеваться, оглядываясь на плотно задернутые шторки, будто совершала что-то преступное. Постепенно освоившись и осмелев, она сняла с себя всю одежду, но не торопилась примерять это рубиновое откровение со взбитыми по краям кружевами, ожидавшее её на изящной вешалке.
Лиза стала рассматривать себя в огромном зеркале, неожиданно сознавая, что это занятие доставляет ей удовольствие. Те фрагменты отражений, из которых она ежедневно складывала себя: тусклый, запотевший прямоугольник над умывальником в ванной, овальное зеркальце в старенькой пудренице, где уже давно не было пудры, и запыленные витрины магазинов, отражающие её путь на работу, вдруг сложились в большую и откровенную картину. И, к своему искреннему удивлению, Лиза поняла, что картина эта ей очень нравится. Ей нравилась отраженная в зеркале сорокалетняя женщина, с полупрозрачной голубоватой кожей, тонкими запястьями, с огромными, тревожными глазами и припухшими, обветренными губами, так давно не целованными, что вполне заслуживали эпитета «безгрешных».
Но как только на ней появилось это ажурное безумие, от тихой, уставшей женщины не осталось и следа. На Лизу смотрело совершенно другое существо, неизвестное ей, ненасытное в своих мечтах и желаниях. Словно все эти годы внутри неё жила и формировалась Женщина, неразбуженная, тоскующая по настоящей любви. Жаркая, чувственная, смертельно голодная. Если все это было в ней – то где пряталось, в каком закоулке души и подсознания? Почему ни разу не обозначилось, не проявилось, не взбунтовалось, не попросилось наружу?
Ответов на все эти вопросы Лиза не знала. Сейчас она знала только одно: она обязательно купит все эти кружева, бантики и тесемки, отнесет домой и спрячет так, чтобы никто из домашних их никогда не нашел.
Она сняла с себя белье, бережно сложила его, разглаживая ладошкой невесомую ткань, оделась и, выйдя из примерочной, улыбнулась продавщице, уже несколько минут нервно покашливающей по ту сторону занавески:
– Выписывайте, я это беру.
Теперь у неё была тайна. Шелковистый, ярко-красный повод становиться другой. Хотя бы изредка, очень ненадолго, когда все домашние дела переделаны, а дочка еще не вернулась из школы, Лиза, воровски оглядываясь, доставала из дальнего уголка кладовки свою запретную радость. И, дрожа всем телом, стремительно раздевалась, пугливо оглядываясь на дверь. Но страх жил в ней лишь до той минуты, пока это кружевное безрассудство не