Последний ход за белой королевой. Олег Агранянц

первых минут встречи, когда торопятся выяснить, не произошло ли чего-либо экстраординарного, в корне меняющего прежние отношения.

      – Все по-старому.

      Подошел официант. Я не стал мудрить:

      – Суп страчателла, телячий бифштекс с жареным картофелем по-французски. И кружку пива. Холодного пива.

      Лоретта вмешалась:

      – Синьор пошутил. Он не хочет пива. Принесите стакан холодного чая.

      Официант удалился.

      – Самое лучшее для пользы дела – сохранить здоровье. Выглядишь ты плохо. Где ты сегодня обедал?

      – В двух местах перекусил.

      – У тебя больше нет изжоги? – в ее голосе промелькнула ирония.

      – Почти нет.

      – Почти? – она покачала головой. – Ты принимаешь мои таблетки?

      – Давно кончились.

      – Я тебе говорила, ты взял слишком мало.

      Я решил перевести разговор на другую тему:

      – Ты выглядишь усталой.

      – Много работаю. По две-три операции в день.

      – Плохо.

      Она удивилась:

      – Почему плохо?

      – Какая ты хорошенькая!

      – Была бы хорошенькая, бросил бы все и остался здесь.

      Это было новым оборотом. Я не знал, что ответить.

      Мне принесли суп.

      – Связаться было нетрудно?

      – Нет. Завтра в десять. У меня в кабинете.

      – У тебя сегодня были сложные операции?

      – Операций легких не бывает.

      – А ты можешь человеку совершенно изменить лицо?

      – Ты думаешь, тебе уже пора?

      «Что она имеет в виду? Так постарел? Или – сделать пластическую операцию, чтобы уйти?»

* * *

      Потом поехали к ней. Знакомый дом, знакомый подъезд, тот же почтовый ящик – две чахлые рекламки, тотчас выкинутые в рядом стоящую коробку – та же дверь с двумя замками.

      Она пропустила меня вперед. Было темно, но выключатель я нашел сразу, и веселые бра, похожие на уличные фонарики, осветили прихожую. Одновременно зажегся свет на кухне. Все было по-старому, как два года назад. Над дверью в спальню меня приветствовал зевающий рыжий котенок, пушистый и голубоглазый, он, казалось, вот-вот выпрыгнет из рамки. У входа в салон раскачивалась ваза с цветком; она всегда раскачивалась, когда хлопали дверью. Цветок был из шелка, в последнее время делают их – просто не отличишь от настоящих, и я любил трогать лепестки пальцем, как бы отдавая дань искусству.