вопрос к вам: вы не видели, ходят ли к вашему соседу, гражданину Клюфту, подозрительные люди?
Мария Ивановна замотала головой из стороны в сторону, словно тюлень. Но вымолвить и слова пожилая женщина не смогла. Была так напугана. Руки тряслись. Рот перекосило в страшной гримасе. Ее муж, Василий Петрович, видя, что супруга вот-вот упадет в обморок, схватил Марию Петровну за руку и нервно забормотал:
– Нет, товарищ сотрудник, нет, не видели. Никто к нему не ходит. Никто. Не видели. Нет, товарищ сотрудник. Никто не ходит. Вроде все спокойно было.
Старлей разочарованно мотнул головой. Он тяжело вздохнул:
– Плохо. Плохо, товарищи. Нет у вас бдительности. Рядом с вами, так сказать, враг народа живет, а вы даже не интересуетесь, кто к нему ходит. Кто ходит к вашему соседу. Непорядок. Вот сейчас вы слышали: этот гражданин заявил – курит папиросы «Беломорканал». А в пепельнице лежит окурок от дорогих сортов. А точнее, от папиросы «Герцеговина Флор». Как вы можете объяснить этот факт, гражданин Клюфт? – зло спросил старлей.
Он буквально испепелял подозрительным взглядом Павла. Тот обомлел. Какие еще папиросы «Герцеговина Флор»? Он никогда не курил их! И тут Клюфт вспомнил,… он вспомнил богослова. Вспомнил этот странный сон с приходом Иоиля. И папиросы в зеленой твердой пачке. В том сне! Во сне, в котором приходил богослов. Он давал ему папиросы! И Павел их курил! «Но ведь это было во сне! Как тут оказался окурок? Значит, богослов действительно тут был, и это не сон! Он был и разговаривал со мной! Он угощал меня папиросами!» – свои собственные мысли напугали Павла больше, чем эта суета людей, пришедших арестовать его.
«Как страшно! Господи, я, наверное, начинаю сходить с ума!» – Павел непроизвольно зажмурился и застонал.
– Что с вами, гражданин Клюфт? Вы поняли, что вас взяли с поличным? Вы поняли, что вы разоблачены, так выдайте нам оружие и литературу! – радостно воскликнул старлей. – А вот окурочек-то этот, как я вижу, вас очень даже подкосил! И это надо обязательно сказать следователю! И я возьму окурок в качестве вещественного доказательства! – энкавэдэшник радовался как ребенок, который разгадал головоломку.
Старший лейтенант вскочил и подошел к Клюфту. Он втянул ноздрями воздух, словно пытаясь определить по запаху, какие папиросы Павел курил.
Клюфт открыл глаза и ухмыльнулся. Ему было противно смотреть на этого молодого человека – чуть старше его самого. Павлу так хотелось схватить энкавэдэшника за грудки, развернуть и вытолкнуть из своей комнаты.
– Что вы меня нюхаете? Как ищейка? Скажите лучше – в чем меня обвиняют? На каком основании вы тут устроили обыск? – Клюфт говорил это спокойно.
Он понимал – сорваться – значит, окончательно признать себя виновным в том, чего не делал. А эти двое в форме сотрудников НКВД только и ждут от него истерики или скандала.
– Слушайте, вы! Гражданин Клюфт, вы тут перестаньте свои права качать! Перестаньте! – старлей разозлился.
Лицо его побелело. Чекист вытянул руку и, указав на ботинки Павла, которые стояли возле двери, приказал:
– А ну надевай обувь, мразь