из машины вместе со своей сумкой и несусь в наш новый временный дом, пока родители возятся со Стёпой.
Распахнув дверь, я оказываюсь в скромной светлой прихожей и несусь дальше, совершенно позабыв о ботинках.
В нашем доме пять комнат, две из которых – терраса и кладовка, а остальные – спальни. Наконец-то мне будет где уединиться, ибо жить в одной комнате со Стёпой уже нет никаких сил.
Пока я исследую кухню, родители наконец-то заходят. Я слышу, как за ними захлопывается дверь.
– Марин, помоги мне, – подзывает мать, и я выглядываю из кухни с тающим кубиком сахара за щекой. Она протягивает мне один из чемоданов. – На, отнеси это в комнату с большой кроватью.
– Но я хотела занять большую кровать…
– А где тогда спать мне с папой? – мать хмурится, и я тоже начинаю хмуриться. – Давай, не выдумывай, – она трогает меня за голову. Я уворачиваюсь. – Ты уже выпила дневные таблетки?
– Нет. Щас выпью.
– Поживее, – добавляет она, после чего начинает раздевать Стёпу.
Я завожу чемодан в большую комнату и ещё пару минут стою внутри, разглядывая её. Затем и вовсе падаю на обалденную упругую кровать, заворачиваясь в прохладное одеяло.
Как же мне не хочется им уступать…
– Мариша! – вновь этот раздражающий зов из прихожей.
Я всё-таки встаю и достаю из своего рюкзака огромную таблетницу, набитую колёсами до конца следующей недели. У матери наверняка есть и запасные, если я потеряю эти, или если мы здесь задержимся.
Открыв ячейку с надписью «понедельник», я вынимаю четыре таблетки и забрасываю их в рот. Затем встаю и двигаю на кухню. По пути я показываю маме язык с белыми капсулами, а уже потом захожу на кухню и запиваю колёса водой из-под крана.
– Можно мне прошвырнуться? – я вытираю губы рукавом и спрашиваю достаточно громко, чтобы родители точно услышали.
– Да, – кричит отец.
Тогда я вылетаю обратно в коридор и, прошмыгнув мимо семьи, и мимо маминого «только недалеко», вырываюсь на улицу.
Солнце тут же бьёт по глазам. Из-за таблеток чувствуется лёгкое помутнение. Всё вокруг проносится шлейфом, но меня это не пугает, даже когда тело становится немного ватным. Побочный эффект новых препаратов. Врачи сказали, что через неделю приёма пройдёт.
Я не бегу, а почти лечу по извилистой тропе, накинув на себя наушники.
Мне хочется жить. Хочется чувствовать. Хочется всего-всего-всего, и как можно больше. Такие, как я, просто существуют с подрезанными крыльями в стерильной птичьей клетке. Будь я чуть храбрее, то давно бы уже стала самолётом.
Почти добравшись до другого конца ограждения, я падаю на колени и заваливаюсь на обваленное и заросшее мхом дерево. Делаю глубокий тяжёлый вдох и медленный выдох. Яблоко как раз кстати валяется неподалёку, так что я хватаю его, немного протираю краем футболки и принимаюсь грызть от скуки. Но оно оказывается необычайно вкусным, так что таких диких яблок я уплетаю штуки три, совершенно позабыв о времени.
– Нравятся яблочки?
Я