Томас Пэйн[284] американец и человек гуманный; Анахарсис Клотц, немец, барон, миллионер, безбожник, эбертист, существо весьма простодушное; неподкупный Леба, друг семьи Дюпле; Ровер,[285] яркий экземпляр любителя зла ради зла, ибо искусство для искусства существует гораздо чаще, чем принято думать; Шарлье,[286] требовавший, чтобы к аристократам непременно обращались на «вы»; Тальен,[287] чувствительный и свирепый, которого любовь к женщине сделала термидорианцем;[288] Камбасерес,[289] прокурор, ставший впоследствии принцем; Каррье, прокурор, ставший впоследствии тигром; Лапланш,[290] который в один прекрасный день воскликнул: «Я требую приоритета для пушки, дающей сигнал тревоги»; Тюрьо,[291] который предложил открытое голосование для судей Революционного трибунала; Бурдон из Уазы,[292] который вызвал на дуэль Шамбона, донес на Пэйна и сам был разоблачен Эбером; Фэйо,[293] который предлагал послать в Вандею «армию поджигателей»; Таво,[294] который 13 апреля был чем-то вроде посредника между Жирондой и Горой; Вернье,[295] который считал необходимым, чтобы вожди жирондистов, равно как и вожди монтаньяров, пошли в армию простыми солдатами; Ревбель,[296] который заперся в Майнце; Бурбот,[297] под которым при взятии Сомюра убили коня; Гимберто,[298] который командовал армией на Шербургском побережье; Жард-Панвилье,[299] который командовал армией на побережье Ларошель; Лекарпантье,[300] который командовал эскадрой в Канкале; Робержо,[301] которого подстерегала в Роштадте ловушка; Приер Марнский, надевавший при инспекторской поездке по войскам свои старые эполеты командира эскадрона; Левассер,[302] Сартский, который одним-единственным словом обрек на гибель Серрана, командира батальона в Сент-Амане; Ревершон[303] Мор,[304] Бернар де Сент,[305] Шарль Ришар,[306] Лекинио,[307] и во главе этой группы — новоявленный Мирабо, именуемый Дантоном.
Вне этих двух лагерей стоял человек, державший оба эти лагеря в узде, и человек этот звался Робеспьер.
V
Внизу стлался ужас, который может быть благородным, и страх, который всегда низок. Вверху шумели бури страстей, героизма, самопожертвования, ярости, а ниже притаилась суетливая толпа безликих. Дно этого собрания именовалось «Равниной». Сюда скатывалось все шаткое, все колеблющееся, все маловеры, все выжидатели, все медлители, все соглядатаи, и каждый кого-нибудь да боялся. Гора была местом избранных, Жиронда была местом избранных; Равнина была толпой. Дух Равнины был воплощен и сосредоточен в Сийесе.
Сийес был человеком глубокомысленным, чье глубокомыслие обернулось пустотой. Он застрял в третьем сословии и не сумел подняться до народа. Иные умы словно нарочно созданы для того, чтобы застревать на полпути. Сийес звал Робеспьера тигром, а тот величал его кротом. Этот