от голода. Я надеялся, что соседи быстро найдут бедного старика и позаботятся о нем.
Глава 2. Жека Иларионов
Моего двоюродного брата – Максима Иларионова замочили. Убили короче. Дело мутное, ну а какие дела могут быть в Розинске?
Убийцу пока не нашли, да и походу не найдут, но есть две версии – либо грохнул собутыльник, что не факт, либо сектант, что больше похоже на правду. Только я не помню, чтоб у нас в Розинске сектанты водились. Вот в соседнем городе были какие-то дебилы – рядились в черные одежды, хороводы водили на кладбище, песни пели свои дебильные, все дела. А у нас нет, епта. У нас таких конченных нет. А ментам лишь бы ситуацию понагнетать, а журналюгам сенсации одни подавай. Тьфу, мля. Раздувают они хрен пойми что.
Вот такие дела.
А еще маманя мне говорит, епта: – Жека, балбес ты юродивый. Тебе двадцать семь лет, а у тебя ни жены, ни дачи, ни работы, ни собачки. Все просрал и спустил козе в трещину. Иди хоть с дядь Сашей поживи, поухаживай за ним, бедолагой. Максима то убили. Он теперь без сына не выживет. Может хоть толк от тебя будет. Хотя бы раз в жизни поступи как нормальный человек.
А что, подумал я, у дядь Саши хоть пенсия есть, поживу с ним. Нормально, епт. На бухлишко всегда копеечка будет, хата свободная, води кого хочешь. Я уже знаю кого, хех. Дядь Саша, если ему что-то не понравится, помычит да заткнется, мля. А не заткнется, так я его заткну. Овощ, мать его. Не жизнь, а малина. Ну, я и согласился. Переехал к нему. Надеюсь, не зря я это сделал.
Городок у нас, вообще-то, тихий. Нормальный. Ровный. Никаких отморозков, никаких залетных. Все по-пацански разруливается, «пацан сказал – пацан сделал», все как я люблю. Убийства бывают конечно иногда, но только так, по-пьянке, по-дурке, по-синьке. Ну а что? Все ж по синьке с головой не дружат, кукуху сносит под корень, а по трезвяни все мужики в движухе, с башкой на плечах, рукастые, кто работает, кто нет. Пофигу. А что, я вот не работаю, а пацан нормальный, ровный. За базар отвечаю. Шарю за житуху получше любого профессора в пенсне или что они там, на голове носят. Ну, а бухаю, это так, епта. Временно. Я же не алкаш какой-нибудь. Есть у меня кое-какие наметки. Вот устроюсь на работу и брошу пить. Завяжу. Я прямо так мамане и сказал. Она, конечно, не поверила, набычилась, но как увидит, что я человеком стал и бабки зарабатываю, а самое главное трезвый, не в одном глазу, то сразу поверит. Эх, я уже представляю как куплю я с первой получки ей пальто серенькое, вот она обрадуется. Падикась еще и заплачет от гордости за меня. За сына такого – ровного. Эх-х-х, епта. Я вообще пацан не жадный, скажу ей – «Вот мамань тебе обновки, а ты в сына не верила никогда, а я, смотри, поднялся». Ну и кинется она ко мне обниматься и запричитает – «Прости, мол, сынок. Я была не права. Ты у меня не сын, а золото». Сейчас вот только с дядь Сашей поживу месяцок другой, отойду от пьянок и работать пойду. Старикану тоже помочь надо. Хрен с ним. Без меня копыта отбросит.
В день убийства Максима, соседка в глазок видела какого-то мужика выходящего из квартиры и оставившего входную дверь открытой. Мужик тот был похож на «конченого