юноша окажется одним из них, то уже завтра для него будет воздвигнута виселица, каким бы пригожим и отважным он ни был.
Голдилинд побледнела, губы её задрожали. Девушка встала и, упав на колени перед графом, зарыдала:
– О, милорд, милости, милости я прошу у Вас! Помилуйте этого несчастного юношу, который был так добр ко мне!
Граф поднял её на ноги и, улыбаясь, произнёс:
– Встаньте, миледи, зачем Вы падаете передо мной ниц? Вы не должны так делать. Что же до лесного жителя, так это Ваша привилегия миловать его, а не моя, и так как он, к счастью, ещё не повешен, Ваши слова спасли его шею.
Голдилинд села обратно в кресло, но всё ещё казалась бледной и напуганной. Граф же продолжал добрым голосом:
– Я не оставлю без внимания всё, о чём мы говорили, миледи, и потому прошу сейчас Вашего позволения покинуть Вас. Завтра я вновь приду, чтобы держать совет. Сегодня же пребывайте в хорошем настроении, потому что Ваше настроение всегда должно быть хорошим. Вы должны жить в радости, и если кто-то посмеет сказать Вам резкое слово – тем хуже для него.
С этими словами граф поднялся, поклонился Голдилинд и вышел. Девушка в это время сидела неподвижно, глядя прямо перед собой. Когда же за посетителем захлопнулась дверь, она закрыла лицо руками и зарыдала, сама не понимая, отчего. Вместе с болью она почувствовала, что тело её расслабляется, а сердце переполняют надежда и любовь, хотя она так и не назвала эти чувства верными именами.
Глава XIX
Граф джеффри говорит с кристофером
Надо сказать, что граф уже многое успел узнать о Кристофере и совершенно не имел намерения вешать его, а собирался принять в свою охрану, чтобы Кристофер с честью послужил ему. Что же до слов о повешении, то сказал он их для того только, чтобы испытать Голдилинд. Услышав же её ответ и увидев выражение её лица, граф решил, что следует переговорить с Кристофером наедине, поэтому попросил оруженосца отвести его в комнату, где юноша содержался под стражей. И о многом размышлял граф по дороге туда.
Итак, оруженосец привёл его в ту самую комнату младшей гвардии, где ещё недавно ночевала Голдилинд. Эту комнату и вправду использовали как тюрьму. Граф отпустил оруженосца, вошёл внутрь и запер за собой дверь, оказавшись наедине с Кристофером. Молодой человек лежал лицом вверх на убогой кровати. Руки он заложил за голову, ноги согнул в коленях и напевал последние слова одной старой песни. Когда же юноша услышал стук двери, он сел и, повернувшись к вошедшему, спросил:
– Вы принесли новости? Если так, то скажите мне их побыстрее! Что меня ждёт: виселица или свобода?
– Парень, – строго обратился к нему граф, – ты знаешь, кто я?
– Нет, не знаю, – ответил Кристофер. – Судя по Вашим одеждам, Вы, должно быть, знатный господин, но меня это мало касается, ведь Вы не прикажете меня казнить за одно необдуманное слово.
Граф возразил:
– Я хозяин земель Лугодолья, и нет нужды говорить тебе о том, что твоя жизнь, как и твоя смерть, – в моих руках. Будешь ли ты отрицать, что ты – один из товарищей Джека?
– Не буду.