деятелей и боссов крупных компаний, находился в другом крыле, дорога туда и обратно занимала минут двадцать.
А тут, в маленькой комнатке, Брюно обустроил себе запасной офис: на обычной меламиновой столешнице под ясень, со стойкой для принтера, рядом с ноутбуком лежала стопка папок. Шторы он задернул, закрыв вид на Сену.
Новенькая кухня блистала чистотой, сюда, похоже, не ступала нога человека: в раковине не громоздились горы грязной посуды, огромный американский холодильник оказался пуст. В большой спальне, выходящей на Сену, тоже явно никто не жил, кровать была застелена. Брюно, судя по всему, спал в предполагаемой детской, если, конечно, вообразить себе не слишком привередливого ребенка. В комнатушке без окон, со стенами и ковровым покрытием серого цвета стояли односпальная кровать и тумбочка, другой мебели в ней не было.
Поль вернулся в обеденный салон, нависавший прямо над Сеной. За панорамными окнами с трех сторон открывалось захватывающее дух зрелище: аркады воздушного метро были ярко освещены, на Аустерлицкой набережной еще не рассосался сплошной поток машин; между опорами моста Берси плескалась Сена, переливаясь в блеске городских огней золотисто-желтыми цветами. Роскошный свет, заливавший комнату, ассоциировался скорее с какой-то пышной светской жизнью, с ночным Парижем, например, с элегантностью, а то и с пластическими искусствами. У него лично это не вызывало никаких ассоциаций, ни с чем знакомым уж точно, да и для Брюно тоже, надо полагать, все это пустой звук. Посреди стола на восемь персон, покрытого белой скатертью, лежал в нераспечатанной упаковке Daunat сэндвич с куриной грудкой и эмменталем на тостовом хлебе и стояла бутылка безалкогольного пива “Туртель”. Вот, значит, чем питается Брюно; такое бескорыстное служение отечеству внушает невольное уважение, подумал Поль. Наверняка рядом с Лионским вокзалом найдется открытая брассери, обычно возле больших вокзалов попадаются брассери, открытые до поздней ночи, где одиноким путникам предлагают традиционные блюда, что, впрочем, как правило, не может убедить их в том, что им все еще есть место в обычном мире людей, мире, славящемся домашней кухней и традиционными блюдами. Именно на эти героические брассери, официанты которых, насмотревшись на безграничные людские невзгоды, обычно умирают молодыми, и возлагал Поль в тот вечер свои последние гастрономические надежды.
Когда Брюно наконец вернулся с толстой папкой в руках, Поль стоял в маленькой смежной гостиной, погрузившись в изучение статуэтки животного, водруженной на подоконник. Зверь с искусно проработанной мускулатурой повернул голову назад. Он выглядел обеспокоенным, вероятно, услышал за спиной какой-то шум, почуял хищника. Пожалуй, это была коза, или, может, косуля, или лань, Поль плохо разбирался в животных.
– Что это? – спросил он.
– По-моему, лань.
– Да, ты прав, похоже на лань. Откуда она взялась?
– Не знаю, всегда тут стояла.
По-видимому, Брюно впервые заметил ее присутствие. Он снова принялся сетовать по поводу китайских