мужество. Её бледное личико начало слегка покрываться румянцем, прекрасные чёрные глаза поднялись смелей, дух снова вступил в измученную.
Она молча склонилась к руке королевы и оставила на ней поцелуй, за который заплатила ласка.
– Не мучай себя, не грусти, – говорила пани, стараясь придать голосу мягкость, хотя в нём ещё звучал гнев. – Ничто так не вредит красоте, как забота, а ты, ты счастлива, тебе не о чем беспокоиться! Он тебя одну любил и любит, с того времени, как родилась эта любовь.
Это дитя моё, от меня он не имеет таин! Дземма! Нужно пережить эту бурю, которая будет, может, сильной, но короткой. Повторяю тебе, я никогда бы не разрешила этот брак, если бы не была уверена, что смерть его быстро разорвёт.
Девушка, слушая, невольно вздрогнула.
– Ничего не бойся, – проговорила, смеясь, королева, – ни у кого нет тут нужды убивать её, смерть она сама с собой принесёт.
Глаза девушки требовали открыть эту загадку, но брови королевы грозно стянулись и она добавила:
– Это моя тайна!
Она приложила палец к губам.
– Будь весёлой, этот гость промелькнёт, как тень, а я не допущу, чтобы он покинул тебя ради неё ни на минуту. Она будет женой и королевой, но ни его сердца, ни правления не коснётся. Это жертва. Разве я виновата, что нам её навязали?
Дземма ловила каждое слово, но заговорить не смела.
Темнота вечера стала распространяться всё больше в этих комнатах, мало освещённых окнами.
Королева дважды сильно хлопнула в ладоши и из-за портьеры спальни появилась женская головка.
– Света! – воскликнула госпожа… и, быстро запечетлев поцелуй на лбу Дземмы, она дождалась только немедленно появившиеся свечи, чтобы быстро выйти за ними из комнаты итальянки.
Собираясь уже её покинуть, она шепнула ещё ей на ухо:
– Дземма! Будь красивой и весёлой…. Грустного лица он не любит. Притворяйся, что ничего не знаешь… Пой ему и улыбайся ему. Ты пани и ты королева его сердца…
Сказав это, она вышла важным шагом, а оставшаяся на месте Дземма закрыла глаза и держала так руки, прижатые к лицу, пока служанка, возвращающаяся со светом, не пробудила её от задумчивости.
Две молодые служанки королевы ждали её со свечами в тяжёлых серебряных подсвечниках, а другие две, одинаково одетые, должны были идти за пани, неся веер, перчатки, платок и накидку. Государыня шла медленным шагом, проходя сначала комнаты, которые занимал её женский двор, гораздо менее красивые, чем покои Дземмы, потом часть коридоров и замковых галерей, из которых открывался вид на внутренние дворы.
Внимательный глаз королевы распознавал здесь среди коней, службы, карет и экипажей особ, которые находились в замке, цвета каждого двора и упряжки господ. Её подвижное и чувствительное, гордое лицо по очереди то прояснялось, то хмурилось.
Были это её сторонники и неприятели, потому что высшие классы общества делились тогда на два вражеских лагеря, открыто борящихся друг с другом, которые, хоть иногда соприкасались